Сердце из стекла. Джо Смит

тихо, как будто пытаясь убаюкать меня. Он даже легко приобнял меня и как всегда чмокнул в макушку. Угадал ведь, что именно вот такой, обычный, привычный уже ритуал мне нужен сейчас, когда мой мирок рухнул. Но, несмотря на бессонную ночь, проведенную рядом с бабушкой, ничего из этого не подействовало.

      – Извини. Понимаешь, я должна пройти через это, – прошептала я, смущаясь собственного отказа.

      Ну, вот ведь идиотка: старый друг пришел утешить, а я чуть ли не выгоняю его. Осторожно высвобождаюсь из его рук. Еще раз втягиваю аромат, идущий от его пестрого вязаного шарфа – мускат и корица…

      – Я понимаю, – нехотя отпуская меня, говорит Яльмар еще мягче, чем обычно. Пауза, а потом: – Кай приедет?

      Мы все еще стоим в прихожей. Мой взгляд блуждает по обоям и картинкам, что мы вырезали из журналов вместе с Каем. Ба подбирала тогда рамочки… Я плохо помню, что именно всхлипывала в трубку.

      – Да. Я уже звонила ему ночью. Он будет злиться, что не рассказала ему раньше?

      – Не знаю. Спросишь, когда появится, – Яльмар снова сгребает меня, – Если что, зови меня, поняла? – мой сказочник поправляет шарф и выходит.

      Отказалась от его помощи – теперь понимаю, что зря. Где угодно я готова оказаться, только не в этой гулкой тишине. Да ну нет же! Это мой родной дом. И пусть ба больше нет. Ведь эти стены, эти глядящие на залив окна, эти скрипучие ступеньки – мое родное. Как могу я желать сбежать отсюда? Как могу я бросить сад? Это все равно, что предать ба. Я буду ждать Кая. Он обязательно придет. Он мне нужен, в любом настроении и состоянии. Неделю назад ба затеяла генеральную уборку, но хватило нас только на то, чтоб до блеска отмыть кухню. Мы крахмалили занавески и ба сетовала, что они совсем выстирались – стали бледно-желтыми. А я тогда ответила, что они теперь идеально подходят к вышитым на скатерти розам. Никогда теперь это не забуду. И пойду на кухню, и сяду за наш большой круглый стол, и буду смотреть на розы, вышитые руками бабушки, и даже выпью чаю. И не буду реветь. Ба это не понравилось бы. Она всегда говорила, что моя сила – во мне самой. А слезы в трубку – только от осознания того, что там, по другую сторону он. Кай. Мальчишка, который заблудился. Мальчишка, в чье внутреннее солнце, пусть и скрытое за вечными мрачными тучами, верила ба. Мальчишка, которого я люблю.

      ***

      Если это не Кай сейчас настойчиво трезвонит в дверь, если я сейчас не увижу его лицо, не возьму паузу, как всегда умиляясь вздернутому кончику носа и краснея от того, что взгляд зацепился опять за эти его припухшие искусанные губы, не услышу: «привет, рыжая!» – то точно сойду с ума.

      Только сейчас осознаю, как отчаянно мне всего этого не хватало – и боюсь открыть дверь. Ведь, если он приехал не один, если приехал со своей «свитой» – мне конец, серьезно. Удивительно, но он один. Трезвый. Даже без приевшихся уже темных очков. Ба никогда не понимала, почему Кай их не снимает. Как бы я объяснила ей, что ее обожаемый мальчик скрывает за ними последствия своих бурных ночей?