Полет в никуда. Григорий Олегович Поздняков

в городе. Я впервые увидел, что в группе могут быть флейта, виолончель и скрипка. На барабанах стучал бородатый мужик в бескозырке, он очень напомнил мне анархиста из фильма «Броненосец «Потемкин».

      Я сидел сбоку от сцены. Мне было видно, как за кулисами бесновались девушки этой группы, может, жены. На их головах были повязочки, как у индейцев племени аппачи. Они были явно не в себе, потому что под бой тамтамов, как-то нелепо кивали головами.

      Наконец, дело дошло до хита «Аквариума» – «Козлодоев». Народ запел вместе с группой, под аплодисменты. Группу уже было не слышно, только хоровое пение зала.

      Н – вот концерт закончен, народ потянулся к выходу. Б.Г. никого не разочаровал, может быть, только меня.

      Честно говоря, я ничего не понял, но признаться в этом своим сокурсникам не мог, поэтому при вопросе: «Как концерт?», отвечал нелепой фразой: «Б.Г. – святой». Все мне поддакивали: «Истинно святой». Я проявил

      пленку, отпечатал фотографии и отдал их Анечке. Она завизжала от восторга, чмокнула меня в щечку и убежала. «Ладно, – подумал я, – у каждого человека есть какая-нибудь чудинка. Им это нравится, я этого не понимаю, что с того».

      Но мне все-таки было интересно, о чем они пели. Я подошел к Лехе-ди-джею и спросил:

      – Лех, у тебя «Аквариум» есть?

      – Вообще-то, старик, это не танцевальная музыка, сейчас из наших

      «Динамик» в моде, но для тебя могу достать, я же тебе должен за твои простыни.

      – Принеси, пожалуйста.

      – Завтра забегай, записи будут, – уверенно пообещал Леха.

      На следующий день я слушал по магнитофону «Аквариум». Мне понравилось все: и музыка, и слова. У них был очень теплый, сказочный мир. И чем больше я не понимал их тексты, тем больше они мне нравились.

      Утром меня разбудил писклявый крик вьетнамца. Он орал в туалете. Было такое ощущение, что он увидел там то, чего не видел никогда в жизни. Я зашел в туалет и стал наблюдателем малоприятной сцены: старшекурсник Дедов Сергей схватил маленького, щуплого вьетнамца за шею и заталкивал его в унитаз, при этом спуская воду.

      – Дед, ты что, с ума сошел! Ты что делаешь?

      – Григорий, представляешь, я ему давеча три раза говорил, чтобы он

      свою тухлую селедку не жарил по утрам, я ненавижу запах жареной селедки. У меня от нее наступает тошнота и хочется блевать. А он все равно ее жарит, мартышка вьетнамская.

      Дедов задавал вопрос, окуная в унитаз:

      – Будешь жарить селедку, мандавошка вьетнамская?

      Вьетнамец продолжал орать, как резаный:

      – Буду! Буду!

      – Слышь, Дед, он просто забывает поставить предлог «не» и поэтому

      орет «буду».

      Дедов на минуту призадумался и спросил:

      – Не будешь жарить?

      Вьетнамец теперь закричал:

      – Не буду, не буду!

      Дедов перевел дыхание, сплюнул в сторону вьетнамца и отпустил его. Вьетнамец мокрый и весь в слезах побежал