Крылья. Ставка на любовь. Элина Спартовна Виноградова

вот, надумала.

      Не переодеваясь, ставлю свинину на бульон, разбираю пакет, только потом переодеваюсь в домашнее. Ну, не совсем в домашнее, а чтобы казалось таковым. На самом деле, не случайные вещи, конечно. Закипает, убавляю и спускаюсь к соседу моему. Открываю тихонько, вдруг, спит.

      – Привет! – встречает меня у порога. В глазах радость. Вижу, любуется, душа аж поёт от его взгляда.

      – Как ты, Сань?

      Идём в комнату.

      – Хорошо… Артурыч приходил – доктор наш, сказал, повезло мне с тобой.

      – Катюхе скажи спасибо, что цветник свой на меня оставила.

      Вот взяла и опять всё испортила. Сразу сник весь, но лучше так, вовремя отрезвить и самой не расслабляться. Я же сильная.

      – Скажу… – недовольно.

      – Что ещё Артурыч твой сказал?

      – Всё ты правильно лечишь, так и продолжай. Через три недели посмотрит, что со мной делать. Тебе доверяет, так что больше приезжать смысла не видит.

      – Напрасно он так, – пожимаю плечами, – завтра последняя капельница и всё, моя миссия окончена, таблетки и без меня принимать можешь.

      – Почему последняя? – не понимает.

      – Думаю, пяти достаточно, восстанавливаешься быстро.

      – Почему быстро? Почему достаточно пяти? Я хочу десять.

      Вота как! Ещё потребуй!

      – Пять, семь, больше не стоит. Не воду же льём, антибиотик, всё-таки. Потом, побочки замучают, дисбактериозы всякие или грибы, – объясняю, как неразумному, – Давай, кстати, укладывайся, нечего время терять, покапаем.

      Не спорит, ложится, вид обиженный,

      – Ксюнь, давай хоть семь тогда сделаем, – предлагает уже спокойнее.

      – Да, что ты пристал, и так на поправку идёшь, и катетер пора вынимать, – прикидываюсь полной дурой.

      – Воткни в другую руку, если считаешь, что пора! – уже и рук не жалко.

      Ладно, сдаюсь, сейчас пойму твою настойчивость. Будто задумываюсь на миг, потом озаряюсь догадкой,

      – Сань, ты хочешь, чтобы я приходила к тебе? Из-за этого?

      – Хочу! – выдыхает, смеётся, – догадливая ты моя, если другой причины нет, то вот тебе причина!

      – Я буду приходить без капельниц, не надо членовредительства, – просиял сразу, – буду и так проведывать, я же врач, отвечаю за тебя, – и потух сразу.

      Гляжу на него, лежит сокровище моё оскорблённое в лучших чувствах, отворачивается. А, что я должна была сказать, Петровский? Что не только хочу приходить к тебе, что, ухожу-то от тебя с трудом, будто сердце отрываю! И дальше, что? До чего мы с этими признаниями дойдём? Стоит только открыть ящик Пандоры, и всё! Нас понесёт таким водоворотом, не выплыть, не остановить…

      Санька, если бы только знал, как мне хочется сейчас тебя поцеловать вот в эти красивые изогнувшиеся недовольной подковкой губы, не представляешь, чего стоит удержаться. Не могу больше длить пытку, поднимаюсь, похлопываю по плечу,

      – Сань, – вскидывает с надеждой глаза, – у меня там бульон варится, пойду в борщ превращу, раствора ещё минут на сорок, как раз успею.

      – Иди, – бросает бесцветно и опять взгляд в сторону.

      – Ты, может,