Русская водка, чёрный хлеб, селёдка. Татьяна Юрьевна Трубникова

когда ее пожалел алкаш… Девочка, о которую вытерла ноги незнакомая тетка, за которую не заступился отец. Обессиленная, беззащитная, убогая. Теперь она бесприданница… Дура! Нельзя было рассказывать. Ах, шампанское! Бросилась убирать посуду. Скорее, скорее все смыть… Чтоб духу этого вечера не осталось.

      Прошло недели две, Артур не звонил. Наконец, не выдержав, Нора позвонила сама. Разговаривал как обычно, ровно. Сказал, что уезжал к родственникам. Согласился на следующий день прийти к ней в гости. Нора была счастлива.

      Обычный весенний вечер. На балконе еще сугробы, но темнеет уже позже, и солнце, солнце…

      Он пришел вовремя, как всегда. Нора хотела броситься к нему на шею, но что-то ее остановило… От Артура веяло холодом. Разговор не клеился. От чая и кофе он отказался. Всего минут двадцать – и он засобирался. Визит вежливости. Чтоб она все могла понять… Нора готова была разрыдаться. Но вида не подавала. «Как же так… как же так…» – стучало в мозгу. «Всё?!».

      Проводила его до лифта. Солнце косыми оранжевыми лучами – в высокие, огромные подъездные окна. Шум старого лифта.

      Он поцеловал ее в губы – как тонким листком, едва касаясь. Прощальный поцелуй – она, наконец, поняла. Ни слова объяснения.

      Лифт увез его. Она стояла.

      Через день, не выдержав муки, позвонила ему. Что-то лепетала. Ей хотелось понять, почему? Почему сейчас, почему? Когда ей так больно?! Артур говорил с ней так, будто они были едва знакомы, и он очень удивлен ее звонку. Он же сделал все, чтоб она поняла. Что же еще? Она же не дура? Когда Нора положила трубку, осознала, что действительно – все. Нельзя звонить ему. Он же попрощался с ней – поцелуем…

      Через некоторое время они с мамой перемывали хрусталь и всю посуду в доме. Это был их обычный домашний ритуал. Два раза в год – обязательно. «Кровь из носу» – как говорила мама. Нора не особенно любила заниматься этим, но сейчас обнаружила, что мытье отвлекло ее от мыслей об отце и об Артуре. Она немного расслабилась. Один стеклянный кувшин был слишком велик для тазика с водой и уксусом. Нора пошла споласкивать его в ванную. Он был простой, дешевый, толстостенный, с веселыми яркими цветочками на прозрачных пузатых боках.

      Нора не поняла, как он выскользнул из ее рук. Старалась поймать его в полете, но оказалось – он уже был разбит. Толстое стекло резануло по руке. Хлынула кровь. Она именно хлынула. С капающей кистью бросилась к маме, в комнату. Подняла вверх руку. Мизинец не сгибался. Крикнула в шоке: «Мама!!! Мизинец!»

      Кровь падала на красный ковер.

      «Что ты кричишь!» – рассердилась мама. «Иди, забинтуй!»

      Нора потом долго плакала. Левая рука ничего не чувствовала, онемев. Назавтра, отодрав бинт, попробовала подвигать мизинцем. Нижняя фаланга не сгибалась. Мама сказала: «Сходи к отцу Артура, в военный госпиталь. Он же хирург».

      Нора не хотела идти к нему. Маме не было понятно это ее нежелание. Ей и в голову не приходило, что они с Артуром расстались. Лишь спустя месяц мама настойчиво спросила