Порхающая бабочка. Маргарита Макарова

Бельё в цветочек, исстиранный почти до прозрачности ситец.

      Прямо на нас смотрела камера компьютера.

      Я не знала, как его трогать, чтобы не сломать.

      Его член казался продолжением его туловища.

      – Что это за трусы? «Прощай молодость»?– недовольно буркнул он.

      Обычные чёрные непрозрачные трусики.

      – А надо было кружево? Или «здравствуй старость»?– усмехнулась я.

      Он лег на меня, я ввела часть его в себя. Он сразу же остановился.

      – Я слишком перевозбудился.

      – И что?

      – Сейчас.

      Я закрыла глаза. Чтобы не видеть носителя. Всё-таки это ужасно, секс на первом свидании. Пусть даже ты трепалась с этим носителем пять лет в чате. Трёп – одно, секс – другое. Мне было неловко. А этому было всё равно, он, знай себе, останавливался и останавливался. Я погладила его по спине, открыла глаза, хотела поймать губы. Странно, лица я не увидела. Надо мной была шея. Лишь одна шея… Или же это было тело? Вот ведь…Незадача…Я поцеловала его. Вроде маленький парень, а шею так вытянул, что голова оказалась где-то у меня в волосах. Я сделала резкое движение бедрами навстречу его телу. Он кончил. Это был сильный приём- его никто не выдерживал… Всё закончилось. Наконец-то.

      Старый, старый способ увидеть врага – приём Юдифи. Разве они – эти чатовские собеседники, были врагами? Для меня – нет. Но почему-то я была для них олицетворением врага. Почему? Настоящая, живая, без маски, такая, какая есть. Я не была персонажем. Я была лишь частью реальности, с которой они вели войну. Без легенды и нагромождений фальши.

      Вот. значит, кто столько лет разговаривал со мной. Почему столько злобы.

      Я лежала и чувствовала, как его сперма течет в меня.

      – Вставай скорее, сейчас всё запачкаешь.

      Он тащил меня за руку.

      – Что запачкаю?

      – Одеяло.

      – Да чем я могу запачкать твое одеяло?

      – Сперма же из тебя вытекает.

      – Это же не грязь.

      Спорить было бесполезно. Он был на грани нервного срыва. Сразу видно было, что стирать он не умел.

      Крохотная ванна, дверь открыта, полотенца свисали сверху.

      – А вытираться чем?

      Новое чистое он мне не принёс.

      – Как ты можешь тут жить и работать?

      Этот вопрос все же вырвался у меня.

      – Мне нравится, что я могу складывать слова, мне нравится, что я хорошо пишу, что у меня получается писать. Мне нравится эта работа.

      – Троллить?

      – Не грузчиком же мне идти.

      – А что писать – уже не важно?

      – Сейчас родители придут.

      – Это что значит?

      – Уходим.

      Я молча одевалась. Он уже был одет. Вышли.

      – Ты знаешь, я помню дорогу к метро.

      – Нет, я провожу.

      Он перешагнул через штакетник газона. Шёл впереди, не оглядывался. Шпильки без восторга восприняли отсутствие асфальта.

      – Впрочем, – он сделал еще пару шагов.

      – Да, да, я найду дорогу.

      – Вот видишь, большое здание, до него дойдёшь, там шоссе- повернёшь направо- дойдёшь до метро.

      – Конечно.

      Он