Сцены частной и общественной жизни животных. Коллектив авторов

слезами: нам очень хотелось есть! (Когда бы богачи могли вообразить себе аппетиты бедняков, они бы испугались, что те их сожрут.) Я с ужасом увидел, что хозяин мой, совсем отчаявшись, устремил на меня взгляд, показавшийся мне довольно кровожадным. У голодного человека нет сердца. Никогда еще Заяц не подвергался такой страшной опасности. Да хранит вас Господь, дети мои, от превращения в рагу из Зайца!

      – Что такое рагу? – спросил младший Зайчонок, любознательность которого не имела предела.

      – Рагу, – отвечал старец, – это Заяц, разрезанный на куски и тушеный под крышкой. Бюффон написал о Зайцах: «Мясо у них очень нежное, и даже кровь превосходна на вкус, ни у кого из животных нет такой вкусной крови». Между прочим, этот Человек, утверждавший, среди прочего немыслимого вздора, что мы спим с открытыми глазами, заявил однажды, что стиль – это Человек; я сделал из этого вывод, что сам он жестокосердое чудовище[180].

      При этих словах старца слушатели застыли, как пораженные громом; стало так тихо, что можно было услышать, как растет трава.

      – Никто никогда не заставит меня поверить, – вскричал старый Заяц, которого воспоминания об этой поре его жизни привели в чрезвычайное возбуждение, – что Заяц был сотворен ради того, чтобы его жарили на вертеле, и что у Человека нет иного дела, кроме как поедать других Животных, своих собратьев[181].

      Тем не менее в тот день меня вознамерились принести в жертву. Однако хозяйка моя возразила, что я слишком тощ.

      В ту минуту я понял, какое счастье быть тощим, и возблагодарил несчастные обстоятельства, по воле которых от меня остались кожа да кости.

      Девочка, кажется, угадала, что от этого вопроса зависят моя жизнь и ее забавы; и хотя ей совсем не нравилось сидеть на хлебе и воде, она великодушно воспротивилась задуманному убийству. Она во второй раз спасла меня.

      – Если его убьют, – сказала она, заливаясь слезами, – ему будет больно; он не сможет больше ни притворяться мертвым, ни вставать на задние лапы, ни бить в барабан.

      – Черт возьми! – воскликнул мой хозяин, – девчонка подала мне хорошую мысль; кажется, мы спасены. Когда мы были богаты, наш Заяц музицировал ради нашего и своего удовольствия; теперь он займется этим ради денег.

      Хозяин оказался прав. Они были спасены, и, на мое горе, спасителем их стал я. С того дня я, и никто иной, своим трудом кормил Человеческое семейство: Мужчину, Женщину и Ребенка.

Глава третьяЖизнь общественная и политическая. – Хозяева на содержании у Зайца. – Слава – дым. – Восточный вопрос в его отношении с Зайцами

      «Но кого же я теперь буду приветствовать барабанным боем? – недоумевал я. – Неужели после всего, что произошло, кто-то поселился в Тюильри?» Позже я выяснил, что в прежнем моем жилище все осталось по-прежнему, сменился только король, великосветская же публика продолжает прогуливаться по аллеям, а дети – играть с золотыми

180

Фраза о мясе и крови зайца – точная цитата из статьи Бюффона об этом животном в «Естественной истории» (т. 15, 1767); там же содержится и информация о том, что зайцы спят с открытыми глазами. Что же касается фразы «Стиль – это человек», то она заимствована из речи Бюффона при вступлении во Французскую академию (1753); афоризм этот стал своеобразной визитной карточкой Бюффона.

181

Заяц полемизирует с теми философскими теориями, которые были доведены до абсурда и высмеяны Вольтером в повести «Кандид» (ср. примеч. 48); согласно этой оптимистической философии (сторонником которой был, в частности, Лейбниц с его теорией предустановленной гармонии), все в мире создано Богом целесообразно и все, что происходит на земле, совершается в согласии с божественным замыслом.