Сцены частной и общественной жизни животных. Коллектив авторов

с Человеком.

      В самом деле, прежде – в басне, в апологе, в комедии – Человек всегда выступал в роли историка и рассказчика. Он всегда сам себе читал мораль и никогда не скрывался полностью за тем Животным, которое взялся изображать. Он всегда играл главную роль, а Животное – второстепенную; одним словом, там Человек занимался Животным, а здесь, в нашей книге, Животное занимается Человеком и, судя себя, судит его. Точка зрения, как видим, переменилась. Наконец, у нас Человек никогда не берет слова, он, напротив, выслушивает Животных, которые в кои-то веки становятся судьями, историками, хроникерами и, если угодно, исполнителями главной роли.

      Мы не дерзаем утверждать, что открытие наше велико и прекрасно; мы лишь хотим подчеркнуть, чем наша книга отличается от других.

      Быть может, читатели признают, что именно это новшество, каким бы легкомысленным оно ни выглядело, помогло нам выступить с известным успехом на поприще, которое казалось уже закрытым едва ли не навсегда.

      Мы благодарны публике за прием, оказанный этой книге. Что ни говори, такой большой успех, какой выпал на ее долю, не может быть незаконным, и мы убеждены, что если читатели нас поддержали, то лишь оттого что поняли: нам может недоставать таланта, но добрых намерений и добрых чувств у нас в избытке.

      В заключение скажем, что эта книга не родилась бы без участия г-на Гранвиля – великого мастера, не имеющего, насколько нам известно, ни образцов, ни подражателей. Скажем также, что, будь у нас одна-единственная цель – предоставить оригинальному Гранвилеву карандашу поле деятельности, на котором он мог бы наконец проявить себя совершенно свободно, одного этого достало бы для оправдания всего предприятия[124].

П. – Ж. Сталь

      ПРОЛОГ ГЕНЕРАЛЬНАЯ АССАМБЛЕЯ ЖИВОТНЫХ

      Недавно втайне от всех великих держав свершилось событие, нимало не удивительное для тех, кто наслаждается выгодами представительного правления, но, однако же, достойное внимания всей прессы без исключения; господам журналистам следовало бы обсудить это происшествие и взвесить на трезвую голову все его возможные последствия.

      Наскучив быть жертвами эксплуатации и клеветы со стороны Человека – черпая силу в сознании собственных прав и в голосе собственной совести – будучи убеждены, что равенство не пустой звук, Животные созвали Генеральную ассамблею, дабы отыскать способы улучшить свое положение и сбросить иго Человека[125].

      Никогда еще ни одно дело не было устроено так ловко: только Животные способны готовить заговоры с такою скрытностью. Известно, что все произошло прекрасной весенней ночью посреди Ботанического сада[126], в самом центре Швейцарской долины[127].

      Почтенный Павиан, в прошлом воспитанник господ Юре и Фише[128], движимый любовью к свободе и подражанию, сделался слесарем и сотворил чудо.

      Той ночью, покуда весь

124

Эту мысль Этцель повторяет и в рекламном проспекте книги (см. во вступительной статье, с. 22), и в письме Бальзаку от июля 1842 года: «…величайшая заслуга Гранвиля состоит в том, что он смог в животных увидеть людей. Никогда еще он не рисовал так хорошо, потому что только в этой книге он получил свободу. Во всех других он прежде всего заботился о том, чтобы передать мысль авторов…» (Balzac H. de. Correspondance. T. 4. P. 468).

125

Ассамблея, описанная в «Прологе», в пародийной форме воспроизводит события Великой французской революции, которая началась 5 мая 1789 года с созыва Генеральных штатов (собрания депутатов трех сословий). 17 июня того же года на смену Штатам пришла Национальная учредительная ассамблея (или Национальное учредительное собрание), 26 августа 1789 года принявшая Декларацию прав человека и гражданина, первая статья которой гласит «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах» (тезис, который свободолюбивые животные применили к себе самим).

126

Парижский Ботанический сад, в котором имелся большой зверинец, пользовался в начале 1840-х годов вниманием не только парижан и иностранцев (им он никогда не был обделен), но и издателей. В посвященных ему книгах (см. о них примеч. 9 к вступительной статье) изложены основные этапы истории Ботанического сада: его основание в 1640 году под названием «Королевский сад медицинских трав» (1640), его преобразование в Национальный музей естественной истории (1793), создание на его территории зверинца, куда поместили животных, которые находились прежде в королевском зверинце в Версале, а после падения королевской власти едва не погибли от голода, поскольку революционному народу было не до них (1794). В книге «Иной мир» (1844), в которой Гранвилю принадлежат не только рисунки, но и замысел, а текст Таксиля Делора призван служить не более чем связующим звеном между картинками, повествователь иронически замечает, что «Ботанический сад именуется таковым именно потому, что на самом деле является садом Зоологическим» (Grandville. Un autre monde. Paris, 1844. P. 107).

127

Швейцарской долиной в парижском Ботаническом саду называлось пространство, отведенное зверинцу.

128

Юре и Фише – знаменитые слесари первой половины XIX века; современники уподобляли их конкуренцию соперничеству двух знаменитых пианистов того же времени: Листа и Тальберга (Le Figaro. 1 avril 1837).