Подружка. Ольга Александровна Никулина

она ни о чем не жалела. Ей очень хотелось, чтоб я была верующая, чтоб я попала в рай. А еще ей хотелось уберечь меня от кошмаров, творящихся в обычной школе.

      – В этих школах мат-перемат стоит, мальчишки над девчонками издеваются, девчонки все крашеные-перекрашенные, все курят, у всех на уме одно непотребство вместо учебы, – говорила она, и я была с ней согласна. Я видела старшеклассников из Машкиной и Вовкиной школы, и они вызывали во мне тихий ужас. Девки крашеные, пацаны на головорезов похожи, и все друг с другом обнимаются, виснут друг на друге, целуются, курят и громко ржут. В моей гимназии дети были совсем другие. Никакого мата, старшеклассники и старшеклассницы скромные, с чистыми открытыми лицами. Мальчики в строгих, похожих на форму семинаристов костюмах, девочки в длинных, ниже колен формах и фартуках. Все верующие, все боящиеся чем-то оскорбить Христа, трепещущие перед исповедью…

      Вот и я теперь, узнав, что завтра мне придется идти на исповедь, затрепетала. Мне ж теперь придется исповедоваться в том, что я голая загорала. И как в этом каяться? Как назвать этот грех? Согрешила нудизмом? Да, точно так и надо записать. Согрешила: гордостью, тщеславием, многоядением, нудизмом…

      Мама в это время тихо молилась, бормоча перед иконами: «Широк путь зде и угодный сласти творити, но горько будет в последний день, егда душа от тела разлучатися будет: блюдися от сих, человече, Царствия ради Божия…»

      А что, если священник потребует подробностей? Что если спросит, что значит «согрешила нудизмом»? Были случаи, когда он просил пояснить что-то непонятное в моем списке грехов. Мне не хотелось ничего пояснять, рассказывать в подробностях… Я вспомнила странное чувство свободы, какой-то прохлады в нижней части тела, щекотливое, открытое чувство… Стыдно. Богородица в детстве никогда бы не стала загорать голышом. Мне мама говорила, что если не знаешь, как относиться к какому-то поступку, то надо представить Богородицу и подумать, сделала бы она так или нет. И вот теперь я четко понимала, что Богородица, когда Она была в моем возрасте, никогда не загорала бы так, как я сегодня. Ей такое и в голову не могло прийти…

      Перед моими глазами так и проносились сцены, как мы орем и скачем словно бесы. Голые, вопящие, охваченные каким-то дьявольским экстазом. Ой… Может быть, так и написать: «бесновалась в голом виде»? Нет, это уж совсем привлечет внимание. Надо просто написать, что согрешила нудизмом…

      «Трепещут ми уди, всеми бо сотворих вину: очима взираяй, ушима слышай, языком злая глаголяй, всего себе геенне предаяй; душе моя грешная, сего ли восхотела еси?»

      Мама бормотала слова молитвы перед освещенной лампадой иконой Христа, а я сидела на кровати, подложив под спину подушку и писала, снедаемая стыдом, свои грехи. Через какое-то время, мама закончила молиться, взяла толстую книгу с житиями святых и стала читать мне о святой великомученице Варваре. Я никогда не любила слушать об истязаниях людей, и сейчас мне было неприятно слушать, как издевались над святой