Красная карма. Жан-Кристоф Гранже

уголках все еще не расставался с сельскими корнями, заставляя вспомнить о новеллах Мопассана.

      Подойдя к дому, Эрве поправил себя: нет, не Мопассана, а Вольтера. Он знал такие здания: крошечные оконца, шаткая лестница, битая плитка на полу. Дом строился в те времена, когда богатые торговцы, мелкие судебные служащие и проститутки жили в подобных развалюхах все вместе. Прекрасная эпоха![34]

      Действовать аккуратно! – внушал он себе, отворяя деревянную дверь парадной.

      Но как же ему завести разговор о Николь? Лучше всего начать с полуправды: он явился на ее лекцию и ее идеи (да какие там идеи?!) очень его заинтересовали… Посмотрим, клюнет ли на это Сюзанна. Увы, от одной только мысли, что ему придется иметь дело с этой мужеподобной девицей, у юноши подгибались колени и язык примерзал к нёбу. «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» – провозглашали афиши на стенах Парижа все последние недели. Этот призыв вроде бы исходил от Эрнесто Че Гевары.

      Ну вот и настал момент прислушаться к великому Че.

16

      На лестнице Эрве столкнулся с плотником, тащившим под мышкой доски, а затем со священником в сутане и счел, что оба вполне естественно вписываются в имидж этого дома. Казалось, Эрве попал в далекое прошлое, где типичные персонажи возникали словно на театральной сцене.

      На пятом этаже он наконец оторвал руку от перил и свернул в узкий коридор. Пробираясь по нему, он улыбался в темноте. Этот пакет с круассанами был вполне в духе его утреннего визита. Да, они еще долго будут вспоминать эти дружеские отношения, завязавшиеся на баррикадах мая 68-го!..

      Приглядевшись, Эрве увидел, что дверь в квартиру приоткрыта, – странно! Он тихонько толкнул створку и вошел в небольшое помещение, служившее одновременно и прихожей, и гостиной.

      – Сюзанна! – позвал он.

      Ему ответил странный звук – это шуршал в его дрожащей руке бумажный пакет с круассанами. Эрве положил его на ивовую этажерку и стал осматривать эту первую комнату.

      Все стены сплошь в книжных полках, и здесь же кухонный уголок, где едва умещались надтреснутая раковина, столик и шкафчик для продуктов. У другой стены стоял наискось письменный стол в окружении книг, валявшихся на полу вперемешку со смятыми одежками, полными пепельницами и пустыми бутылками. Весь этот кавардак под нависавшими балками скошенного потолка мансарды оживляли зеленые растения в горшках.

      Эрве пересек комнату, решив зайти в спальню, дверь которой была закрыта.

      – Сюзанна!

      С оконной створки на него смотрело лицо Че.

      – Сюзанна! – повторил Эрве уже погромче, чтобы придать себе храбрости.

      В комнате пахло не то порохом, не то какой-то ржавчиной. Эрве решил было открыть одно из слуховых окошек, выходившее на крышу, но подавил свой порыв. Как ни странно, он инстинктивно чувствовал, что здесь ни к чему нельзя прикасаться.

      – Сюзанна?..

      Его ноги почему-то прилипали к полу. Посмотрев вниз, он заметил какую-то

34

 Аллюзия на так называемую la belle époque – период культурного расцвета Парижа в начале ХХ века.