Сквозь ненависть. Дэвид Зурабович Лазба

к последней парте. Увидев своих новых друзей, я окликнул их:

      – Эй, Дима, Борис! Привет!

      – Привет!

      – Привет!

      Прозвенел звонок. Зашла учительница, а следом за ней пухлая девочка.

      – Куда мне сесть? – Интересовалась толстуха.

      – Хм… – Размышляла Любовь Георгиевна, поглаживая подбородок. – А! Вон садись на последнюю парту, с тем мальчиком.

      – Х-О-Р-О-Ш-О. – Сказала та.

      Ее голос прозвучал для меня замедленно и устрашающе. Выставив нижнюю губу вперед и растопырив свои гигантские ноздри, она надвигалась к моей парте тяжелыми и грозными шагами.

      – Привет. – Неуверенно поздоровался я, когда пышка подошла ближе.

      Она плюхнулась на стул рядом со мной и с тупым выражением лица уставилась вперед.

      «Ну и иди ты!» – подумал я. – «Почему ее посадили именно со мной?»

      Весь оставшийся день прошел довольно пресно и нудно. Однако я пытался слушать учительницу, делал все, что она говорила, и вел себя прилежно. Моя соседка тем временем сильно мне мешала: развалилась на стуле и разостлала свои поганые вещи на всю парту. Я ей ни слова не сказал. Боялся.

      На переменах мы с Димой и Борисом играли в догонялки, и мне очень нравилась эта игра. Это было что-то новенькое для меня.

      Следующий день ничем не отличался от предыдущего, кроме того, что было другое расписание уроков.

      Становилось все тяжелее и тяжелее вставать по утрам. Школа уже не казалась мне распрекрасным, недурственным местом. На уроках было ужасно скучно, а если я пытался с кем-то поговорить мне делали замечание. Любовь Георгиевна начинала меня напрягать.

      Вскоре появилась проблема: я боялся, что мама меня бросит. Она всегда приходила за мной после уроков, как и родители других детей. И вот однажды она немного задержалась. С того момента у меня появилась фобия: каждый день я сидел на уроках и думал о том, что мама может меня бросить, не придет за мной, и я останусь один. У меня не получалось сдерживать эмоции, и тогда я начинал плакать. Я рыдал и на уроках, и на переменах, делал перерыв и снова рыдал. Одноклассники стали относится ко мне, как к больному. Кто-то пытался осушить мои слезы, а кто-то смеялся надо мной. В основном девочки успокаивали меня, они говорили: «Да не бойся, придет твоя мама! За нами же приходят родители!», но мне было все равно на других. Я думал, что мои родители особенные и они не похожи на других.

      Хоть я и был младше других ребят всего на год, это сильно ощущалось. Я был совсем маленьким по сравнению с ними, как по уму так и по росту. Мне было интересно откуда они так много знают о жизни, и почему они не плачут так же, как и я. Один мальчик узнал, что в нашей школе учиться мой брат, он пошел и рассказал ему про мои истерики. Тимон пришел ко мне в класс и стал, мягко говоря, успокаивать меня:

      – Хватит ныть! Придет она! – Ворчал он.

      – А вдруг не придет? – Сквозь слезы тихо спрашивал я.

      – Придет! – Шипел он. – Куда денется?

      Но он не мог мне помочь, никто не мог мне помочь. Я просто плакал