Не погибнет со мной. Олег Пушкин

буйной гривой, ехал за сыном. Дорога не ближняя, больше полусотни верст от Коропа, и возвращались они на следующий день, к вечеру. Встречали их в Закоропье, Катя, Оля, Федор, Тетяна неслись с воплями к брату, а он – мимо всех – к нему, младшему, отставшему, копошащемуся в снегу или грязи. Помнилось, как приезжал Степан на похороны матери, вел за телегой с гробом, больно сжимая руку, и не давал освободить занемевшую ладонь. А еще запомнились неясные споры в доме, когда Степан приезжал уже из Петербурга, из Медико-хирургической академии. Стал он высокий, крепкогрудый, с сильным голосом. Гремел: «Нет службы более угодной Богу, чем докторская!» Очень нравилось, как он это произносил. И, выбежав во двор, Николка изумлял приятелей, выкрикивая раз за разом: «Нет службы более угодной!» На вторую половину фразы не хватало дыхания.

      Он родился слабым, болезненным и – чем ему еще заниматься в жизни, как не служить Богу, – вопрошал отец, – приславшему его в этот мир, и людям, его принявшим? Именно он, Николка, должен унаследовать семейную традицию, стать священником. Ну, а брат считал, что Николка должен, как и он, стать доктором. Самое время думать, поскольку решался вопрос, куда идти: в гимназию или духовное училище?

      После смерти матери он жил с дедом Максимом в Мезени Кролевецкого уезда, откуда его и забирали на время вакаций Степана. Дед тоже считал – надо в гимназию.

      Странный был человек, особенный. Тоже когда-то получил духовное образование, однако не захотел стать священником, а вступил в труппу бродячих артистов, что остановились однажды в Мезени. Впрочем, не так легко поменять жизнь: родня вынудила его оставить театр. Вернулся, устроился псаломщиком, позже – учителем закона божьего в церковноприходской школе… Но опять дала знать о себе старая страсть: поставил с крестьянами «Наталку-Полтавку», а в результате по распоряжению архиерея был отстранен от учительства и сослан для исправления пустого нрава на черные работы в Елецкий монастырь… Когда Николай поступил в гимназию и отец отказал в помощи, дед Максим прислал пять рублей и коротенькое письмецо: «В театр после гимназии, внучек, в театр!» – то оказалась последняя весточка от него.

      Степан – к тому времени уже военный врач, штабс-капитан, тоже присылал по пять-десять рублей: «Держись, Николка, я тебе помогу». А когда Николка поступил в институт путей сообщения, прилетел в Петербург: что ты сделал? Зачем тебе этот институт? Летом приехал в Короп, где Николай отдыхал на вакациях, неделю твердил с утра до вечера: переходи в академию.

      Убедил.

      Теперь – не было человека роднее. Вместе с Марией гадали, в какой день и пору приедет он.

      Баньку срубили и подняли за пять дней. Протопили для пробы – дух оказался cyxoй, крепкий, однако мыться Мария никому не позволила: любимый муж должен обновить ее с горячо любимой женой. Тропинку от баньки к светлице выложила камнями, засыпала желтым речным песком. «Чтобы мягко было нести себя на долгожданное ложе», – посмеивался ЭнТэ.

      «Очень хочу поглядеть на вашего братца», – непримиримая ирония звучала в каждом слове.

      И,