Каменные цветы. Влада Юрьева

отобрали для конкурса, ваши, а новые я создавать не буду.

      – Не рубите с плеча, подумайте хорошенько! Куда вы пойдете? С вашей… историей.

      – Я еще не знаю. Но здесь я не останусь… я здесь дышать не могу.

      Ирина по-прежнему лишь посмеивалась над ней. Она не верила – да и понятно, почему. Контракты в «Вирелли» были составлены умно и жестко, Лана прекрасно знала, что такое быстрое увольнение навредит ей. Возможно, даже разрушит всю карьеру, станет ударом, после которого она уже не оправится.

      Но понимала она и то, что оставаться здесь не лучше – если не хуже. Ей каждый день придется видеть общий праздник, яркую рекламную кампанию, довольную физиономию Охримовского…

      Нет.

      Хватит.

      Лана понимала, что будет трудно. Еще утром она двигалась к счастью – а теперь готовилась прыгнуть в пропасть. Ну и пускай. Она уже много лет заботилась только о себе и подвести могла только себя.

      Кто вообще заметит, если она вдруг исчезнет?

* * *

      – Значит, она ушла? – задумчиво поинтересовался Юрий. – Нехорошо получилось.

      Ирина не спешила отвечать, она просто наблюдала за ним. Он стоял сейчас у окна, глядя не на свою собеседницу, а на укутанный в весенние сумерки город. Последний свет дня очерчивал фигуру мужчины, делая ее слишком четкой, строгой, как будто двухмерной.

      Фигура, надо признать, была отличной, получше, чем у иных моделей, которых в «Вирелли» нанимали для показов. Вот так должен выглядеть человек, представляющий ювелирный дом! Ну а девица… Не тот уровень. Стандартная симпатичная мордашка, которой обязательно требуется помощь визажиста, чтобы она стала достойна оказанной ей чести.

      Да и потом, если внешность можно исправить, то манеры – нет. Поздно уже. Выходка Егоровой с увольнением лишь доказывала это. Она ведь действительно настояла на своем: прямо из кабинета Ирины рванула в отдел кадров. Накропала заявление, собрала вещички и удрала, не удосужившись даже узнать, отпускают ее или нет.

      – Ее никто не гнал, – наконец сказала Ирина. Она не сомневалась, что Охримовский заметил, как она рассматривает его. Ей было все равно. Чего тут стыдиться, если на него все так смотрят?

      – Но у нее были причины уйти. Я бы на ее месте тоже ушел, если бы со мной так поступили. Вы сказали ей, что я был против такого решения?

      – Да как-то до этого не дошло… Беседа вообще нехорошая получилась, в основном Егорова скандалила. Она была не настроена на то, чтобы цивилизованно все обсудить. Ей хотелось истерики.

      – Опять же, я ее понимаю. У нее забрали ее работы, если называть вещи своими именами.

      – Никто у нее ничего не забирал, ей заплатят!

      – Вы знаете, о чем я, – Охримовский обернулся к ней, и Ирина в который раз отметила, насколько синие у него глаза. Она больше ни у кого такого цвета не встречала. – Она создала значительную часть коллекции, которую выбрали из очень многих наших предложений.

      – Не половину даже!

      – Треть. Треть – это много. Мы оба знаем, что вы представили