Стихофразы. Анна Попова
Читать онлайн.| Название | Стихофразы |
|---|---|
| Автор произведения | Анна Попова |
| Жанр | |
| Серия | |
| Издательство | |
| Год выпуска | 0 |
| isbn |
Итак, фразеологическая единица (так же, как и стихотворение)…
Многомерна. И самой своей природой, своею сложностью – отголосками, отблесками видоизменённых значений компонентов (уже не слов!) – как и заданная тема стиха, ждёт своего раскрытия.
Символична. То, что фразеологизмы – часть национальной культуры, особые символы, – учёными и показано, и доказано стократно. Но ведь и многие стихи – символы тоже!.. И целое направление в литературе (и не только) существует – символизм…
Образна. Что, к слову, известно нам ещё со школьных лет. А какое стихотворение – без образов?
Действенна, даже – воздейственна. Своим значением фразеологизм обращается к разуму, образом же, картинкой, «внутренней формой» – к чувствам и эмоциям. Да, так же, как и стихотворение.
Точна. А не будь она точной, зачем бы мы плодили дополнительный пласт номинаций? – обошлись бы лексемами! Парадокс, но вспоминается ещё одно литературное течение, кстати, противостоящее символизму. Акмеизм… точность, чёткость, предметность… «на острие».
Ёмка, лаконична. Фразеологизмы, как и стихотворения, – это кратко преподнесённые нам типажи или типические ситуации. Нет сомнений в том, что заглавие хорошего стихотворения в конденсированной форме отображает его содержание. А разве не так же – с фразеологией? Вот только за заглавием стихотворения идёт текст.
А за фразеологизмом?.. А почему бы и нет?.. Вполне возможно… что автор и берётся показать.
Нить жизни[1]
Ничто не уходит, нечего хоронить!
И я понимаю, отчаянно повзрослев:
от тех, кто ушёл, – до нас протянулась нить.
Шершавая нить, кручёная, чёткий след.
Никто не покинул: по-прежнему здесь и свой.
Не бросил кутёнком в отныне пустом мирке.
…Та нить обмотала запястье. И мне, живой,
тепло оттого, что кончик её – в руке.
Ожившая вереница, строка, глава.
Размашистый почерк – неровный, узорный шов.
…А там, далеко-далеко, шелестит листва.
И маленькой мне удивительно хорошо:
мы за руку, вместе обходим заросший двор,
тропа широка, а трава по краям чудна,
и нитка луча из-за тополя чуть видна…
И взрослая я – до ужаса, до сих пор
запястьем и сердцем чувствую – вот она…
Невидимой нитью сшиты страницы книг,
подшивки газет, картины и корабли,
дымок сигареты, низенький дом, цветник…
И строем, по ниточке – тянутся журавли…
Нанизаны, скручены бусины-узелки.
Они не рассыпались, горстью во тьму стучась.
Читатели. И друзья. И ученики.
И все, кто тогда. И все, кто потом, сейчас.
Что было с тобой и дорого – всё на ней:
кто рядом прошёл, и кто был навечно люб.
Как пёстрая галька волшебно цвела на дне.
И нити-лучи над морем стекали вглубь.
И сладкие дыни в янтарном густом меду.
И жёлтые письма – отныне их сон глубок.
…Теперь я, как та Ариадна, иду-бреду.
И катится предо мной, и бежит клубок.
И тянется нить на тысячи горьких дён.
И шелест её, и свет меня обволок.
Я верю, что мы идём… всё равно идём.
Пока на запястье теплится узелок.
Быть на высоте[2]
… и каждый день идёт за сотню, и крылья мчат, и кони ржут, и начинаются высоты, где находиться – честь и жуть.
Отсюда, говорят, виднее – но много лет (и бед!) спустя. Здесь ни хвала, ни преклоненье не удивляют и не льстят.
Здесь возле сердца где-то гложет: соратники, друзья, сыны – быстрей, наивней и… моложе, хотя уж сами не юны. Они твои – до капли крови, ты ощущаешь их родство, ты крепко веришь им.
Но вровень –
с тобою рядом –
никого.
Ты разделяешь их метанья, ты проницаешь в тайники – но страшно многим, ибо тайны болезненны и глубоки…
Отсюда видишь наносное, печально входишь в роль судьи, недооцениваешь снова детей и детища свои. Отсюда клевета и зависть колеблют разве что слегка… Отсюда юность оказалась непоправимо далека. Отсюда ноша в крепкой длани уж очень стала тяжела.
Твой путь – предмет чужих желаний. Но ты не этого желал…
Отсюда ближе тот рубежик, где комом в горле стал скулёж, когда потери неизбежны,