Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Владимир Колотенко

смерть. Ее величество смерть, начало ее начал. Смотришь в эти радостные синие глаза жизни, затем – тюк, и теперь тебе открываются прелести…

      – Юр, – попытался остановить его я, он не слышал.

      – … да, ты видишь, как теряется, прерывается жизни нить, на твоих глазах те глаза покрываются поволокой, стекленеют, хотя взгляд еще цепляется за зеленую листву дерева, за край облачка, что куда-то живо спешит…

      – Юра!..

      – Что? Ты не любишь сентиментальностей?

      – При чем тут сентиментальности?

      – Да, я любил эти ранние утра, когда…

      – Мне больше нравятся вечера, – сказал я.

      Я все-таки хотел вернуть Юру на Землю.

      – Вскоре деньги уже гонялись за мной, а потом я стал от них убегать. Однажды в жизни приходит время, когда деньги застилают тебе глаза, затыкают уши, набиваются в рот, вяжут, топчут, плетут… Весь мир становится для тебя жилищем зла, преисподней, адом. Они, это правда, не пахнут, и их не бывает много, но их путы не дают тебе воли. Вот тогда и приходит к тебе момент истины: стоп! Нужно дать отпор, крепкий бой этим полчищам серо-зеленой нечисти. Или бежать от них, спасаться. Я бежал…

      Юра встал, нашел сигарету, но не прикурил.

      Глава 9

      – У меня, – продолжал Юра, – появился комплекс вины. Знаешь, совесть замучила. Со всем этим нужно было, как часто говаривал Жора, переспать. Трудно было сделать первый выстрел. Ясное дело, что первая моя жертва преследовала меня днем и ночью долгое время.

      Он делился и тем, как ему удалось преодолеть угрызения совести.

      – Так вот, трудно было в первый раз лишать жизни ни в чем, на мой взгляд, не повинного человека. И даже если бы он был сильно передо мной виноват, насолил так, что невозможно было бы удержать себя от возмездия, я бы не смог просто взять и убить. Нужно было менять психологию.

      Он рассказывал, а я примерял его истории на себя.

      – Ты когда-нибудь убивал? – неожиданно спросил он.

      Мне сказать было нечего, я не убивал и вдруг почувствовал себя обделенным. И виноватым!..

      – Это все равно, что не жил…

      Юра произнес эту фразу так зловеще-тихо, что у меня по спине побежали мурашки. Небольшая пауза, вдруг повисшая в темноте, еще больше насторожила меня. Я слышал только стук собственного сердца. Это была логика больного человека, нечеловеческая логика.

      – Помог, как я сказал, случай. Меня как раз хорошо пропекли, что называется, залили сала за шкуру. Неустроенность, разочарование, безденежье, семья, дети, все это еще можно было терпеть, но тут свалился на голову этот самый Люлько. Это быдло не давало мне проходу. Стали таскать по прокуратурам, по судам, заели чиновники, ну ты знаешь, как тогда было…

      – Знаю. Так все и осталось.

      – И я дал себе слово, я поклялся убить. Этого толстого, сытого, наглого, хапугу и держиморду. Ты же знаешь его, сучью харю!

      Юра на миг приостановил свой рассказ и, посмотрев на меня, вдруг спросил:

      – Тебе