Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.. Юхо Кусти Паасикиви

ярости против почти неуловимого внутреннего врага, также как и из потребности в получении лёгких средств управления, и из растущего осознания численного превосходства его противников. В дальнейшем существование террора становится само собой разумеющимся, поскольку в случае его ослабления сразу же последует воздаяние за всё уже совершенное. […] Для такого искажённого взгляда на вещи полное уничтожение противника кажется единственным спасением, и не должно быть пощады ни детям, ни наследникам; “colla biscia muore il veleno”2. Когда всех охватывает настоящая жажда охоты за призраками, уничтожению подвергается определённая категория людей в соответствии с установленным принципом их отбора. В то же время величайшие массовые бойни, анонимные и осуществляемые наугад, дают только ограниченный эффект, поскольку проводятся от случая к случаю, а названные выше казни повторяются и могут быть бесконечными»3.

      В общих чертах эта схема Буркхардта весьма подходит к русской революции, как, впрочем, и к Великой французской.

      Большевистская революция была намного масштабнее, она ударила глубже, чем французская революция, разрушив до основания общественные устои. Но вряд ли русская революция заслуживает более жёсткого осуждения, чем «великая» французская революция, с которой ведётся отсчёт новейшего периода истории. Считается, что обе возникли вследствие того, что прогнивший и негодный высший класс был не способен не торопясь, мирным путём обновить общественные условия. Главные достижения французской революции, которые кажутся современному человеку относительно простыми – равноправие граждан перед законом, а также уничтожение привилегий дворянства и духовенства, – потребовали 25 лет потрясений во всей Европе и жизни миллионов людей. Действительно, истории нужна совершенно несоразмерная драка, чтобы получить хотя бы мизерные результаты. Но мне кажется, что были правы те историки французской революции, которые задавались вопросом, а не была ли цена чрезмерной, те, кто полагал, что основных достижений революции можно было добиться и без ужасных катаклизмов путём эволюционного развития.

      Говорят, это – переделывание истории. Когда речь идёт о революциях, господствуют такие атмосфера безнадёжности и фаталистическая вера, что ничто другое уже просто невозможно. «Революцию нельзя критиковать», – утверждали как французские, так и русские революционеры. Почему нет? Во всех странах прогресс не был сопряжён со столь кровавыми деяниями. Английские революции были крошечными по сравнению с революциями во Франции и России. И всё же, именно Англия, как никто иной, шла в первых рядах человеческой цивилизации. И там были свои гражданские войны и своя «великая революция» во времена Кромвеля, на полтора столетия раньше французской революции. В этой гражданской войне, пишет один английский историк, «как кавалеры (роялисты), так и круглоголовые (пуритане, парламентская партия) выгодно отличались от идейных эмигрантов и якобинцев времён французской

2

Яд умирает со змеёй (ит.).

3

Буркхардт Я. Размышления о всемирной истории / Пер. с нем. 2-е изд. М.; СПб.: «Центр гуманитарных инициатив», 2013. С. 155–156.