Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни. А. О. Чубарьян

характерами и склонностями, со многими из них у меня были хорошие отношения. Но дело было не в людях. Почти всегда возникало ощущение какой-то зависимости от «высшей силы», которая могла многое разрешить или запретить. Я не могу пожаловаться на какие-то большие притеснения, но меня не оставляла мысль, что для моей деятельности постоянно существовали некие лимиты и пределы, которые я не мог переступить, и это вызывало чувство неуверенности и сомнения.

      Последним и, может, самым серьезным проявлением эпохи лично для меня стали обстоятельства моего утверждения директором Института всеобщей истории в 1988 году.

      Сначала были выборы, первые реальные выборы в нашем институте. Было три кандидата, велась честная борьба; мы представляли разные программы, старались мобилизовать наши силы, способности и возможности, т.е. все происходило так, как и при любых выборах с несколькими кандидатами, к чему мы сейчас уже привыкли.

      Я был избран с большим преимуществом и испытывал естественное чувство удовлетворения. А дальше началось нечто не очень понятное. Меня не утверждали несколько месяцев – тогда еще продолжала существовать система утверждения директоров институтов в высших инстанциях.

      И опять у меня возникло ощущение постоянных «лимитов» в отношении меня, за которые пускать было не положено.

      Один из академиков, а это был Евгений Максимович Примаков, с которым у меня были хорошие отношения, по своей инициативе позвонил тогдашнему секретарю ЦК по идеологии, и тот, как мне рассказывали, без особого энтузиазма сказал: «Раз коллектив его выбрал, пусть работает». Все же за окном был уже 1988 год, и времена кардинально менялись.

      Принципиальный вопрос, который после избрания директором встал передо мной и моими коллегами-единомышленниками, заключался в том, чтобы понять, насколько глубоко и кардинально мы готовы и должны пересмотреть наши прежние исторические представления. Не будем забывать, что в тот период в стране, обществе и в нашей науке было довольно широко распространено мнение, что следует перечеркнуть все старые идеи и всю старую историографию, признав их устаревшими и несостоятельными.

      Мы провели в 1989 году большую конференцию российских специалистов, в основном сотрудников института, на которой фактически определили направления и перспективы развития изучения всеобщей истории в целом и задачи института.

      Я думаю, что эта конференция, хотя и не получившая большой общественной известности, имела для нас принципиальное значение. Материалы конференции были опубликованы в двух небольших книгах, которые очертили пути обновления наших исторических представлений на длительную перспективу.

      Одновременно в институте была проведена международная конференция по проблемам цивилизаций.

      Как видно, мы обратили основное внимание на проблемы методологии. Надо было уйти от одномерного понимания истории, не отбрасывая полностью марксизм, но воспринимая его как одну из политических