Две кругосветки. Елена Ленковская

без какого-либо акцента. И так странно было россиянам слышать её в невольничьей лавке, за тридевять земель, за тысячу морских солёных миль от родных берёз и сосен, что у гардемарина даже в горле запершило.

      – Помилуйте, Фаддей Фаддеич, да он вроде как по-нашему выводит, – взволнованно зашептал он. – «Сколько»? Как по-португальски «сколько»? Надо его выкупить, ей-богу, Фаддей Фаддеевич! – бормотал Адамс, не замечая, что дёргает капитана за рукав.

      – Подождите, – процедил сквозь зубы Беллинсгаузен, не теряя хладнокровия и глядя исподлобья на оживлённо болтающих португалок. – Торговец увидит, что такой спрос, взвинтит цену – никаких денег не хватит.

      Португалки тем временем неожиданно легко потеряли интерес к мальчишке и знаками предложили выйти вперёд долговязому молодому негру из заднего ряда.

      Без всяких церемоний они принялись заглядывать к нему в рот, проверяя, здоровы ли зубы, поднимать и сгибать руки, хлопать по бицепсам и ягодицам. Наконец старуха заставила его нагнуться, затем обеими руками ощупала живот и начала уверенно торговаться. Хромой смуглый торговец не уступал, громко расхваливая свой товар.

      Роман поймал себя на том, что не может оторвать взгляда от неприятно шевелящегося безобразного шрама, рассекавшего наискось небритую щёку португальца.

      Он отвернулся, вдвойне против прежнего ощущая омерзение. Его обуревали одновременно сильнейшее желание выйти прочь – как можно скорее! – и стремление остаться, чтобы вызволить отсюда хотя бы одного несчастного.

      В конце концов, в этом не было ничего невозможного. Португалки отдали за приглянувшегося взрослого мужчину двести испанских талеров. Мальчишка стоил чуть меньше – сто восемьдесят пиастров. Здесь, в Бразилии, на эти деньги можно было купить две бочки мадеры. Конечно, деньги немалые, но…

      Роман пересчитал свои немногочисленные талеры и с надеждой посмотрел на капитана. Беллинсгаузен покачал головой: с собой у них такой суммы не было.

      Кусая губы, раздосадованный Адамс вышел из лавки.

      «Заяц» на сене

      На другой день на «Востоке» стало известно, что маленького раба нашли и благополучно выкупили. Для этого по поручению капитана ездил на берег мичман Демидов. Всё исполнил в лучшем виде, лже-негритёнка доставил Лангсдорфу. Генеральный консул выразил желание отвезти мальчика в своё поместье Маниоку – райский уголок верстах[17] в пятидесяти от Рио. Он обещал заботиться о ребёнке и принять участие в его дальнейшей судьбе.

      Адамс, услышав рассказ мичмана, вздохнул с облегчением.

      Демидов же, смеясь, рассказывал, что, увидев маленького невольника, Лангсдорф донельзя изумился – вроде бы лицо мальчугана отчего-то показалось консулу знакомым.

      Демидов был отличный рассказчик и мастер изображать персонажей в лицах. Он принялся представлять Лангсдорфа – выходило уморительно похоже. Лангсдорф якобы так разволновался, что не мог ни минуты усидеть на месте, говорил, что он уже встречал представителей этой расы,

17

Верста – старорусская мера длины, равная 1,06 км.