Ампрант. Селим Ялкут

берется за изготовление настоящего плова.

      Внесли, наконец, заветную кастрюлю, освободили от противопожарных одеял, подняли крышку. Вернее, она сама воспарила в головокружительном аромате.

      – Представляете, Витя, чуть не сорвалось. Козодой не хотел пропускать. Требовал открыть, проверить. Пришлось у Ибрагимова специальный пропуск подписывать. – Жаловался Илья Григорьевич. – Зухра Магомедовна, сразу директору отложите. Нет, Витя, скажите, можно так работать? Можно?

      Зухра Магомедовна выложила плов на большое блюдо, и он стал похож на большую расцвеченную гору. Основание белое, рисовое, а вершина, выложенная кусками мяса, дымилась, как вулкан, и издавала такой замечательный аромат, что все разом вдохнули, закатили глаза и только потом выдохнули: – а-а-ах!

      – Ну, что же, приветствуем нашего мужского гостя, – призвал Илья Григорьевич, когда Зухра Магомедовна вернулась из директорской, и взрыв гастрономических страстей поутих. Илья Григорьевич так и сказал: мужского гостя, выделив пол, как качество, на которое следует обратить особое внимание.

      – Приветствуем, приветствуем. – Поддержала женская половина, и все уставились на Ананасова, от чего в нем проснулся инстинкт самосохранения, пробился к затуманенному алкоголем мозгу.

      Зухра Магомедовна, торжественная, как жрица, возложила на бок изрядно разграбленной горы руку, украшенную золотым кольцом невероятной толщины, и длинными смуглыми пальцами стала загребать в ладонь горячую кашу, уплотняя и формируя нечто вроде бабки, которую лепят дети в песочнице. Затем оторвала спрессованную плюху от тарелки, поднесла к ананасовскому рту, вжала его голову себе в грудь, обхватив рукой за шею, расположила поудобнее, чтобы не мог он увернуться, и, наконец, залепила рот, еще пришлепнув, трамбуя последние крохи, чтобы ничего не пропало. И только потом отпустила.

      Тут Ананасов узнал, как умирают от удушья. Не мог он вывалить назад угощение, которое минуту назад нахваливал. Но, в том и ужас, проглотить его он тоже не мог. Рот был широко открыт, даже в нос попал проклятый рис, щекоча и грозя чихом. Натуральные слезы покатились из глаз. Ананасов руки молитвенно воздел, предупреждая позорное исторжение пищи. И вдохнуть не мог, чтобы не забить легкие, нечем было дышать. Так он сидел, бессмысленно вращая глазами и переживая бесконечные мгновения ужаса, пока плов неторопливо сползал в желудок, освобождая горло для дыхания. Сейчас (пропади он пропадом этот плов!) воздух был важнее всего.

      – Молодец, Витя. – Первым поздравил Илья Григорьевич, когда Ананасов сделал вдох и понял, что остался жив. – Настоящий мужчина. – И все зашевелились, захлопали одобрительно, особенно Зухра Магомедовна, которая, собственно, и была главным экспертом по выявлению настоящих мужчин.

      – Так, девочки. – Илья Григорьевич подал сигнал, и Ананасов, еще не оправившийся от удушья, увидел чалму на вислоносой голове. – Всё, всё. Будем убирать и за работу.

      Пошла кутерьма, всем захотелось