Сад наслаждений. Игорь Шестков

было ему давать. Отговорить надо было. А теперь – жди сюрпризов».

      Стас Стеклянный выпил свои пятьдесят грамм без аффектации. Покривил рот. Закусил. Рыгнул. Сказал:

      – Ну, отрава!

      И замолчал. Посидели. После первой всегда воцаряется затишье. Непонятно, куда все пойдет. Поэтому нетерпеливые скорее вторую хотят. А мудрецы смакуют. Ждут, когда печаль бытия сама рассосется и обиженная зельем душа твердо скажет: «Давай по второй. Что ее теперь, мариновать что ли?»

      Женя Бесноватый вдруг пробурчал:

      – А меня вчера менты взяли.

      Помолчал минуту. Затем продолжил:

      – Продержали в милиции до пяти… Допрашивали. Кровь брали. Потом отпустили.

      Лапа вякнул:

      – Тык, за что это? Донора они из тебя что ли сделать собрались?

      – Какой донора. Донор я уже давно. Подозревали меня. Думали, я маньяк. Который пацанов в Подмосковье потрошит.

      – Да ну!

      – Позвонили в десять. Я открыл. Ментов было трое. Полковник, майор и наш участковый. Участковый сказал:

      – Доигрался ты, Бес. Допрыгался!

      А майор с полковником топоры увидели и перебздели, майор даже в кобуру полез. За пистолетом.

      – Какие топоры?

      Лапа объяснил:

      – Ты у Беса дома не был. Как войдешь, в коридоре два топора висят. В петлях. А в комнатах портреты. Гитлера, Сталина и Муссолини. А теперь и этого, Ванафранко повесил.

      – Ты чего не знаешь, не говори, – перебил Женя. – Не Ванафранко, а Каудильо Франко. Каудильо – предводитель по-ихнему, по-испански. Как менты портреты увидели, так сразу на меня наручники надели. И повели. Соседи высунули рожи из квартир, лыбятся, довольны. А то, что я им всем помогал – никому и в голову не приходит. Скотобаза!

      – Так вроде поймали маньяка.

      – Если бы поймали, не стали бы меня в отделение таскать, кровь сосать. У меня еще иголка в руке торчала, как майор кивнул подполковнику – нет, мол, не этот. Группа крови не та. Видать, где-то крованул мужик, так они теперь кто повыше, да на учете состоит, тягают. Формальности мол, говорят. Мы всех проверяем. Извините за наручники. А топоры вы все-таки снимите. А то кого-нибудь убьете ненароком. А я никого убивать не собираюсь. Топоры висят для самозащиты. Если грабить придут. У нас в доме уже троих ограбили. Цыгане. Или местные, одинцовские отметились. Ну, давай Лапа, по второй, что ли!

      – Ты же хотел один разок?

      – Эх раз, еще раз, еще много, много раз…

      Лапа засуетился, достал бутылку из кулька, начал разливать оставшуюся водку.

      – Да ты не мельтеши, разливай всю!

      Женин голос явно стал громче. В нем появились грозные нотки.

      Я подумал: «Вот незадача. У Беса запой начинается. А бежать некуда. Мы в поезде. Хорошо, кроме нас и в вагоне нет никого. А то бы началась потеха».

      Попросил Лапу:

      – Мне поменьше наливай. Не пошла. Злая водка. Не московского разлива, что ли?

      – Ярославская. Нам ее Тыня принес. У него там корешки на спиртзаводе. Я, говорит, у вас месяцок проживу и заплачу водочкой. Ну я тогда одну пол литру и припрятал.

      Стасик