Оппортунистка. Таррин Фишер

осознавая всю абсурдность ситуации.

      – Оливия Каспен. Спасибо за кофе.

      Мы садимся за стол. Я насыпаю себе сахара в кофе, наблюдая за его лицом: раньше он дразнил меня, что из-за сладкого кофе у меня заболят зубы. Он пьет горячий чай на английский манер. Тогда я думала, что это очаровательно и оригинально. И все еще думаю так, если честно.

      – Так что ты сказал своей девушке? – спрашиваю я, делая глоток.

      Я покачиваю ногой, удерживая туфлю на большом пальце ноги – когда мы были вместе, его это раздражало. Он смотрит на мою ногу: на мгновение мне кажется, что сейчас он схватит ее, чтобы остановить.

      – Я сказал ей, что мне нужно время подумать. Ужасно говорить такое женщине, да?

      Я киваю.

      – В общем, она расплакалась сразу после этого, и я не знал, что делать.

      – Мне жаль, – лгу я.

      Мисс Клубничная Веснушка сегодня познала горечь отказа. Восхитительно.

      – Итак, – говорю я, – ты потерял память.

      Калеб кивает, опустив взгляд. Рассеянно вычерчивает пальцем круги на столешнице.

      – Да, называется «избирательная амнезия». Врачи – все восемь штук – сказали мне, что это временно.

      Я задумчиво втягиваю воздух сквозь зубы на слове «временно». Это может означать от «сколько окрашенные волосы сохраняют цвет» до «сколько длится вспышка адреналина». Пожалуй, я согласна на оба варианта. Я пью кофе с человеком, который раньше меня ненавидел; «временно» – необязательно плохое слово.

      – Как это случилось? – спрашиваю я.

      Калеб прочищает горло и оглядывается, как будто подозревает, что нас кто-то подслушивает.

      – Что, слишком личное? – Я не могу сдержать смех.

      Кажется странным, что он сомневается, рассказывать мне или нет. Когда мы были вместе, он рассказывал мне обо всем – делился даже тем, чем мужчины обычно стесняются делиться со своими девушками. Я все еще могу читать выражения его лица спустя все эти годы, и я вижу, что ему не хочется рассказывать подробности о своей амнезии.

      – Не знаю. Мне кажется, стоит начать с чего-то попроще, прежде чем делиться темными грязными секретами. Например, с моего любимого цвета.

      Я улыбаюсь.

      – Ты помнишь свой любимый цвет?

      Калеб качает головой. Мы оба смеемся.

      Вздохнув, я беспокойно трогаю свою чашку с кофе. Когда мы только начали встречаться, я спросила, какой у него любимый цвет. Вместо того чтобы просто ответить, он заставил меня сесть в машину, заявив, что должен показать его.

      – Это нелепо. Мне надо готовиться к тесту, – ныла я тогда.

      Мы ехали двадцать минут: в машине играл ужасный рэп, который ему нравилось слушать. Наконец мы остановились у Международного аэропорта Майами.

      – Вот это, – сказал он, показывая на огни вдоль взлетно-посадочной полосы, – и есть мой любимый цвет.

      – Это же синий, – заметила я. – Зачем было ехать?

      – Это не просто синий. Это аэропортово-синий, – возразил он. – Никогда его не забывай.

      Я повернулась обратно к взлетно-посадочной