Автомат и небо. Сергей Редков

и и проза автора были напечатаны в газете «Тульский литератор», в журналах «Русский писатель» (Санкт-Петербург), «Студенческий меридиан» (Москва), в альманахах «Иван-озеро», «Порог-АК», «Литературная Тула», «День Тульской поэзии» и др.  В 2011 году стал обладателем гран-при конкурса «Мой Пушкин. Регулярно выступает на поэтических площадках Тулы и области. Автор нескольких поэтических сборников.

      Потомок царя Мидаса

      Всё началось в тот вечер, когда в мою холостяцкую квартиру заглянул старый приятель и важно, с достоинством произнёс:

      – Хочешь не хочешь, а называй меня с этого дня «Ваше Высокоблагородие».

      – Это с какой же радости? – удивился я.

      – А с такой, что я теперь – самый настоящий граф. Понял? – сказал приятель и застыл в театральной позе, изображающую наивысшую концентрацию ума и благородства. Я рассмеялся:

      – Ну, знаешь! А я тогда – Наполеон Бонапарт. Да-да, тот самый – Первый. Не вызвать ли нам по такому случаю карету белоснежную с красными геральдическими крестами? С гвардейцами и салютом. Рванём в Версаль! Или в Лувр, какой-нибудь. Нас там накормят, в постель уложат, укол сделают и сказку на ночь расскажут. Хорошо-о!

      – Эй, ты не шути так, – сказал приятель, строго посмотрев на меня, – а то мне придётся тебя на дуэль вызвать. У нас – у графов, это быстро делается: вжик-вжик, пиф-паф – и всё, считай готов! Пушкина читал? Сергея Александровича? Тоже весёлый был человек. А Лермонтова знаешь?

      – Кто это? – искренно поинтересовался я.

      Лицо моего собеседника перекосилось от нестерпимой душевной боли, и он с глубочайшей печалью в голосе произнёс:

      – Боже, куда катится моя великая страна! Она погрязла в невежестве и духовной нищете, потому что отдана на растерзание такой вот черни, как ты. И как после этого жить на свете такому благородному и образованному человеку, как я? Али хочешь ты гибели моей преждевременной, холоп презренный?

      – Нет, что вы! Простите меня, ваше благородие, дурака неграмотного. Не со злого умысла творю я беззаконие сие, а по незнанию своему дремучему.

      – Ладно, можешь встать с колен, – снисходительно ответил приятель и с важным видом сел в кресло, закинув ногу на ногу.

      – Слушай, а как ты графом-то стал? – спросил я.

      – Будешь хорошо работать, расскажу…

      В наше время стало модно быть «аристократом». Куда ни глянь, везде потомки великих дворянских фамилий: граф Иванов, барон Петров, герцог Сидоров. Вот и мой друг решил присоединиться к этой замечательной компании, дабы иметь моральное оправдание своему врождённому презрению к любой работе, требующей хоть малейшего напряжения его изнеженного организма. Он решил проверить, не «голубых ли он кровей» и не пора ли «задрать нос».

      Ему повезло. Покопавшись в архивах, мой товарищ обнаружил какую-то бумагу, указывающую на его родство с неким старинным дворянским родом. Многочисленные экспертизы подтвердили это. И теперь новоиспечённый граф претендует на чудом сохранившееся имущество своих предков – родовое имение со старинной усадьбой и несколькими сотнями гектаров заброшенной, но плодородной земли. Неплохо, правда?

      Этот случай убедил меня в том, что иметь дворянские корни не только престижно, но и материально выгодно. Тщеславие и жажда наживы быстро одолели недолго сопротивлявшийся разум, и я, воодушевившись примером друга, отправился на поиски своих «истоков».

      Архив…

      Странное место. По сути, это специальное помещение, где хранятся документы, фиксирующие события различной давности. Но попробуйте какое-то время побродить между стеллажей с пожелтевшими от времени папками, и у вас возникнет ощущение, что с пыльных полок вам в душу смотрят глаза живших когда-то людей, а в голове звучат их мысли, их голоса:

      – Пожалуйста, услышь нас, – жалобно или требовательно просят они, – открой нас, прочти нас. Ведь каждый раз, когда нас открывают, мы оживаем. Ты даже не представляешь, какое это счастье – быть живым! Это сейчас мы лишь выцветшие строчки на хрупкой, крошащейся бумаге. Но было время, когда мы, как и ты, боролись, любили, радовались и страдали.

      И мне приходится поверить этим голосам. Я уступаю их просьбе и снимаю с полок чьи-то впечатанные в бумагу судьбы.

      Тогда из дряхлых папок, дел и подшивок начинают выходить Бумажные Люди. Не спеша, они прогуливаются по полкам, стенам, потолку и ведут степенные беседы о делах давно минувших дней: кто-то проклинает свои ошибки, кто-то хвалится победами и достижениями. Но никто из них не обращает на меня – единственного живого здесь человека, – никакого внимания. Я даже начинаю сомневаться в своей реальности и для того, чтобы разогнать тревогу, спрашиваю:

      – Уважаемые Бумажные Люди, нет ли среди вас кого-нибудь, кто хоть чем-то похож на меня? Мне нужно знать, кто были мои предки и откуда я родом.

      – Не мешай нам, – равнодушно отвечают Бумажные Люди. Они слишком увлечены своими воспоминаниями и стараются не замечать меня – ненастоящего, вымышленного для них