Жизнь Артура Шопенгауэра. Уильям Уоллес

был К. Л. Фернов. Фернов, который является ярким примером того, как энтузиазм и терпение могут найти для литературных способностей подходящую сферу (из скромного происхождения он стал выдающимся ученым и искусствоведом), был уже поражен смертельной болезнью, которая унесла его в 1808 году. Между ним и вдовой завязалась теплая дружба; его критический талант и знание истории помогли ей преодолеть трудности начинающего автора. Первым ее литературным трудом стало редактирование жизни и воспоминаний об ушедшем друге; впоследствии она пыталась, и с большим успехом, публиковать художественные биографии, очерки о путешествиях и художественные произведения.

      В то время как его мать с увлечением входила в легкомысленную, щедрую, но несколько хрупкую придворную богему писем, собравшуюся вокруг Гете, Шопенгауэр в Гамбурге становился все более недовольным собой, своей жизнью и своим окружением. Эти размышления, которым он предавался, черпали материал из его собственных чувств и обстоятельств, но гораздо больше они были обязаны форме, которую они заимствовали из литературных пристрастий эпохи. В последние годы XVIII века немецкий мир увидел, как литературное движение, кульминацией которого стал союз Гете и Шиллера, начало менять свой характер и переходить в руки других лидеров. Возникла так называемая «романтическая школа», в некотором роде развитие работ, начатых в Веймаре, но во многом реакция и протест. Гете и Шиллер казались слишком формальными и статуарными, удаленными своими идеальными высотами и олимпийским спокойствием от симпатий простого народа и от соприкосновения с национальной жизнью.

      Истина и свет в их чистоте были классическим идеалом красоты; красоты простой, высокой, требующей от своего поклонника бескорыстной любви, суровой сдержанности, спокойного наслаждения. Немногие натуры могут найти полное удовлетворение в поклонении этому формальному и идеальному святилищу. Большинство жаждет смешать искусство с жизнью, соединить требования красоты с очарованием страстного интереса. Простая форма должна обрести краски эмоций, а притупленное чувство чистой красоты должно быть стимулировано привлекательностью разнообразия, новизны, необычности. Границы между искусством и наукой, искусством и жизнью, поэзией и религией должны были быть разрушены, чтобы усилить друг друга и произвести мощный эликсир энтузиазма.

      Дать определение романтизму сложно: сами его приверженцы в этот период воспринимают его как некий дозор, значение которого они постепенно расшифровывают. В противовес периоду рационализма, утилитаризма и реалистического благоразумия, ортодоксальной классической регулярности, он поднимает знамя фантазии и воображения, религиозного и рыцарского идеализма, возвращения от обыденного настоящего к более величественному прошлому, и зовет за собой редкие и одухотворенные души, которые ищут более богатой и свободной