О чем я молчала. Мемуары блудной дочери. Азар Нафиси

была лучшей в классе, она стремилась во всем быть первой. У нее не было красивой одежды и вещей, в этом она другим уступала. Но она могла превзойти всех в учебе, особенно в математике, и добилась в этом высочайших успехов». Ее сводных сестер и братьев отправили учиться за границу, а мать заставили прекратить образование после того, как она закончила школу.

      «Я хотела стать врачом, – говорила она. – Я была лучшей ученицей в классе, самой перспективной, блестящей». Она не уставала напоминать нам с братом, что пожертвовала карьерой, чтобы сидеть с нами дома. Она, казалось, гордилась тем, что я «не гожусь в хозяйки», и когда я вышла замуж, хвасталась перед моим мужем, что я не умею даже заправлять кровать. «Моя дочь, – объявила она при первой их встрече, – была рождена, чтобы стать образованной женщиной, а не поломойкой». Вместе с тем она постоянно упрекала меня за то, что я работаю и провожу дома с детьми слишком мало времени.

      После смерти матери я с удивлением узнала – от все той же дамы, австрийки, которая была у нее на свадьбе, – что одно время мама работала банковской служащей. Австрийка рассказывала, какое впечатление на нее произвела мать, столь непохожая на других женщин своего класса. Незхат была умна, красноречива, бегло говорила по-французски, но главное – работала в банке. В те дни если девушки ее круга и работали, то учительницами, иногда – врачами. После смерти Саифи мама не хотела полностью зависеть от отца и ненавистной мачехи и решила пойти работать. Но никогда об этом не упоминала, хотя с гордостью говорила о желании стать врачом и стремлении к независимости. Она лишь рассказывала, что друг нашей семьи господин Хош Киш, позже ставший главой иранского Центробанка, был одним из ее преданных воздыхателей и ухажеров.

      Думаю, мать была такой неприкаянной, потому что в глубине души ощущала себя бездомной. Не потому, что в своем доме она всегда чувствовала себя чужой, а потому, что не принадлежала ни к той категории женщин, кого удовлетворяет роль домохозяйки, ни к карьеристкам. Как многие женщины ее времени, она застряла где-то посередине и чувствовала, что обстоятельства не дают ее способностям в полной мере проявиться, а амбициям – реализоваться. Когда она говорила о своих оценках и светлом будущем, которое ей предрекали учителя, она часто качала головой и причитала: ах, если бы я была мужчиной! Я называла это «синдромом Элис Джеймс», имея в виду умную, но слабую здоровьем сестру Генри Джеймса, чьи способности и амбиции далеко превосходили ее реальные возможности.

      Тетя Мина тоже была очень умна. У нее не было денег на образование, поэтому она вышла замуж: «еще одна умная женщина, чья жизнь прошла напрасно». Тетя Мина никогда не повышала голос, не смеялась громко и не выказывала эмоций. В отличие от матери, не лезла в драку и не бунтовала в открытую. Она не открывалась даже самым близким, словно прятала что-то драгоценное от мира, который столько у нее отнял. У Мины были свои отдушины: она играла в азартные игры и курила. Мама хвасталась, что ей тоже нравились оба этих занятия,