Безумная ночь. Лиз Карлайл

на нее:

      – Ах, Фредди, неужели ты не чувствуешь? Еще немножко, и Раннок, возможно, пристрелил бы меня на дуэли.

      Фредерика облизнула пересохшие губы и торопливо предложила:

      – Пойдем со мной, здесь нельзя оставаться: кто-нибудь может нас увидеть.

      Бентли вдруг подумал, что подобен сейчас агнцу, которого ведут на заклание, и усмехнулся. Она протянула ему руку, и они вместе спустились на несколько ступенек, в тень следующей террасы. Когда Фредерика оглянулась и лунный свет озарил безупречные, немного экзотические черты ее лица, Бентли уже ненавидел себя за то, что его самоконтроль медленно, но верно сдает позиции.

      Он попытался охладить свой пыл тем, что в ней говорит обида, а он лишь подвернулся под руку: женщинам это свойственно. Будь она старше, с богатым жизненным опытом, наверняка нашла бы другой способ излечить уязвленную гордость.

      Девушка опять прижалась к нему всем телом, и, хотя у него дрожали руки, Бентли решительно взял ее за плечи и, хорошенько встряхнув, остановил:

      – Не надо, малышка! Никогда не оставайся наедине с такими мужчинами, как я.

      Фредерика удивленно взглянула на него – святая невинность и соблазнительница одновременно.

      – Разве ты не хочешь меня?

      – Отчаянно хочу. – Он по-братски чмокнул ее в кончик носа. – Безумно. Сильнее быть не может. Но сейчас ты отправишься спать.

      Ни слова не говоря, она взяла его за руку, с озорной улыбкой заставила сесть на скамью из кованого железа и повернула к нему лицо для поцелуя. «Силы небесные, а ведь она и правда настоящая красавица», – подумал Бентли. Когда подолгу не бывал в Чатеме, ему удавалось забыть, насколько она хороша, в объятиях других дам, на все готовых, но не вызывавших никаких чувств.

      – Нет, – сказал он тихо. – Это безумие.

      – Да, – возразила она. – Пожалуйста.

      Ну что тут поделаешь? Пришлось выполнить ее просьбу. Назовите его хоть распутником, хоть мерзавцем, но он поцеловал ее, больно впившись в губы, в надежде, что грубость может ее вразумить. Он переместился так, что она оказалась зажатой между скамьей и его телом и теперь ощущала внушительные размеры его напрягшегося естества. Он целовал ее, и целовал до тех пор, пока нежность не исчезла совсем, уступив место неприкрытой физиологической потребности. Игра кончилась. Он тяжело дышал. Его язык двигался у нее во рту, имитируя то, чего он в действительности хотел, чего страстно желал, но и это ее не остановило.

      Огромным усилием воли он сумел оторваться от ее губ и едва не взмолился, задыхаясь:

      – Фредди, остановись! Это не рождественский поцелуйчик.

      Она взглянула на него из-под полуопущенных век. Взгляд ее стал неожиданно уверенным, все понимающим. Маленькой наивной девочки не было и в помине, и Бентли, тихо застонав, прижался губами к нежной коже ее шеи, потом его губы скользнули ниже.

      – Фредди, если мы сейчас же не остановимся, то, клянусь, потом я не смогу. Уложу тебя прямо на траву и… сделаю то, за что буду проклинать