Прости…. Галина Сергеевна Перун

на этом же этаже. Светлана никогда не видела, что бы дверь туда была открыта. Посещая и покидая отделение, медработники закрывали за собой стеклянную дверь на ключ.

      Акушерка нажала звонок. За дверью не заставили себя долго ждать – открыла пожилая женщина в маске.

      – До завтра потерпеть не могла, а ещё лучше до конца срока? Ну что сейчас с тобой делать? Заходи.

      Светлана растерянно пожала плечами. Чувствовала она себя как-то неловко. Можно подумать, ей самой так захотелось, родить малыша в новогоднюю ночь.

      – Иди в предродовую палату, – скомандовала строгая акушерка. – Я сейчас к тебе подойду.

      В отделении пахло очень сильно кварцем и детской смесью. Светлана осмотрелась по сторонам. Сразу у входа располагалась предродовая палата и род зал. В конце коридора была дверь с надписью опер блок. Слева шёл ряд палат, а справа по коридору шла длинная стеклянная перегородка с ещё одним коротким коридорчиком и тремя стеклянными боксами для новорождённых, если подойти поближе, то можно было хорошо рассмотреть малышей.

      Светлана стояла у окна и вглядывалась в темноту. В свете фонарей хорошо было видно, как кружились и медленно падали большие белые снежинки. Сильный порыв ветра время от времени нарушал это спокойствие и кружил снежных мотыльков в каком-то не понятном бешеном танце, создавая столбы снежной пыли. Не смотря на то, что час ещё был не поздний, улицы были пустынны. Светлана смотрела на безмолвно застывший больничный двор и представляла, как сейчас дома хлопочут у плиты хозяйки, а детишки проверяют новогодние подарки под ёлочкой. Она даже почувствовала новогодний запах мандаринов. На каждый Новый год Володя покупал целую сетку этих оранжевых фруктов, и они вдвоём поедали их за один вечер. Она представила, как сейчас муж сидит в мягком кресле и смотрит телевизор. Светлана прогнала прочь грустные мысли. Сосредоточиться сейчас нужно на другом, более важном событии в её жизни. Сегодня она станет матерью. Столько лет они ждали с мужем этой минуты. Наконец-то её руки почувствуют крохотное, беззащитное тельце долгожданного малыша. Светлана вздохнула и положила свои руки на живот. Болезненные схватки почему-то стали реже и слабее. Она прислушалась, но той острой нестерпимой боли уже не было. Обеспокоенная Светлана выглянула в коридор. Из палат в сторону столовой медленной вереницей двигались женщины. По отделению поползли вкусные запахи ужина. Сестринский пост одиноко пустовал.

      Екатерина Андреевна внесла последний штрих в оформление знаменитого оливье. Полюбовавшись на свои художества, она наконец-то присела в жёсткое чёрное кресло.

      – Мария Ильинична, посмотрите, как хорошо всё получилось! Почти как дома! А вы расстраивались! У меня даже шампанское есть. Я уже давно его спрятала к такому случаю. Посидим, будто в тихом домашнем кругу, а завтра дома отметим, как и полагается.

      – Любите вы помечтать Екатерина Андреевна. Вы думаете, я против этого что-то имею? Просто мне подсказывает моё сердце, что наша Лебедева не родит к двенадцати.

      – Любите вы, каркать! –