На пути Войны. Трилогия. Николай Мокроусов

мне правда кажется, что если я хотя бы еще раз услышу это слово, то я буду просто обязан лечь и умереть, – слегка раздраженным тоном, в шутку сказал я.

      – Это, какое же? Аааа, ты об этом слове?!

      – Ага, я о нем, именно о нем.

      – А это слово начинается на «с»?

      – Что? Нет! Ты же не собираешься…

      – Я? Нет! Просто я не поняла, ты про это слово или про другое, смер…

      – Даже не вздумай, Кайя!

      – Смертный, смертный, смертный! – она рассмеялась.

      – Да, смейся, смейся, очень смешно, просто обхохочешься!

      Услышав мои слова, она закатилась смехом еще сильнее. Не знаю почему, но я последовал ее примеру и сам рассмеялся:

      – Так ну все, не смеши меня, я вроде как должен быть обижен на тебя, а ты смешишь меня.

      – Это ты все начал.

      – Я жду извинений, в виде большого сочного поцелуя.

      – Я здесь, и готова принести свои извинения.

      Она потянулась ко мне, а я к ней. Мерцание. И вот она уже с другой стороны и закатывается смехом.

      – Ааа, я понял, ты нашла в себе чувство юмора. Ну так вот, с ним явно что-то не так, ибо мне не смешно, и знаешь, я скажу больше – никаких историй обо мне.

      – Нееет, я больше так не буду, обещаю.

      – Правда?

      – По крайней мере, сегодня, обещаю, – она начертила мизинцем крест на своей груди.

      – Ну ладно, я поверю тебе в этот раз. Так что, ты все еще хочешь услышать истории обо мне?

      – Да, хочу, расскажи мне все, начиная с рождения.

      – Поверь мне, на самом деле ты не захочешь все это слушать. Моя история довольно грустная, я бы не хотел вспоминать все с самого детства, это довольно… тяжело для меня, давай лучше расскажу тебе с того возраста, когда я уже стал постарше. Там было не все так плохо.

      – Пусть она и будет грустной, зато она позволит мне узнать тебя лучше.

      – Ну, как и любой ребенок из неблагополучной семьи, я был «не подарок» для всех.

      – Почему?

      – Наверное, они видели во мне, даже не знаю, плохого человека. И я, как они и хотели, примерил на себя маску сорвиголовы. Я почти не посещал школу, гулял, где хотел и сколько хотел, все равно никому не было до меня абсолютно никакого дела. Где я, что со мной? – вспоминая и рассказывая ей все это, мне становилось грустно, но я старался не показывать этого Кайе. – Ну а вечером я возвращался домой, там видел вечно пьяную мать, которая периодически пыталась показать свое волнение за меня и со словами «Ты, где шлялся? Уже десятый час ночи!» встречала меня с чем-нибудь, чем можно было меня проучить. Да и то она это делала только потому, что ей говорили это ее сожители. «Он слишком своевольный и неблагодарный, таких надо держать в ежовых рукавицах». Видимо для нее это значило, что меня нужно поколачивать почаще. Ей удавалось это делать до четырнадцати или до пятнадцати лет, точно не помню. А потом, я просто не давал себя бить, и забирал из ее рук… что там она обычно держала. Ну а потом и вовсе стал колотить ее ухажеров. Хоть я ее страшно ненавидел, но в обиду не давал, даже не знаю, я думал, что это неправильно как-то. Слыша, как ее очередной бойфренд пытается избить ее, я просто вышибал дверь, ведущую к ней в комнату, а затем избивал