Клинч за жизнь. Артур Бондаренко

илетний неудачник, возможно, впервые в жизни добился поставленной цели, заставляет меня расплываться в мальчишеской улыбке. Поверь, читатель, мне далеко до тех великих авторов, смотрящих на грязь внешнего мира с воображаемого пьедестала. Да я, в общем-то, никакой и не автор, а этот рассказ – мой второй литературный опыт за всю жизнь (первый был в детстве, когда я вёл дневник).

      Моё существование протекает в однокомнатной квартире на третьем этаже дома, который уже давно надо бы снести. На стенах наклеены обои, пожелтевшие от советского клея, а на полу – ни единого ковра. В холодильнике только растворимая лапша и пара яиц.

      Несмотря на безвкусный вид моей квартиры, в ней всё-таки есть несколько элементов, отличающих её от истинной обители уныния: советская мебель в виде двух столов и трёх табуреток; шкаф в коридоре, набитый старыми книгами; клетчатая сумка с одеждой; семейные фотографии в деревянных рамочках, размещённые по всему дому, и вершина бытового олимпа – стиральная машина, бывшая в употреблении. Ещё есть диван голубого цвета с нарисованными мотоциклистами и следами от засохшей слюны. На нём спит мать, а я сплю в кухне на раскладушке.

      Готов поспорить, что автор, который живёт с матерью и питается всякой дрянью, уже не кажется тебе высокомерным, не так ли, дорогой читатель? А ещё (тебе это должно быть интересно) каждый день я аккуратно усаживаюсь в кухне, кладу рядом с собой словарь Ожегова и принимаюсь за чтение какого-нибудь романа, взятого в библиотеке. После я сажусь на расшатанную табуретку перед письменным столом и от руки пишу этот рассказ, чтобы по завершении распечатать его в ближайшем интернет-кафе. Вот и вся моя карьера.

      Я уже чувствую, как у тебя на губах застыл вопрос: почему человек, живущий в такой нищете, вообще способен улыбаться? Всё дело в самоиронии. Одна из немногих вещей, которой меня научили поражения, – это то, что смеяться никогда не зазорно, даже если смеёшься ты, по сути, над самим собой.

      Чтобы было понятнее, я постараюсь ещё красочнее описать тебе картину, которая мне кажется самой гротескной. Итак, представь: ты отпихиваешь дверь в главную комнату… да, именно отпихиваешь, а не открываешь – ведь в этой квартире ручка есть только на входе. Ты заходишь и первым делом спотыкаешься об открытую сумку с мятой одеждой.

      Затем ты осматриваешься… но осматривать особо нечего, кроме голубого дивана, столика с табуреткой и ржавых батарей. Ты опрокидываешься на диван, от которого ломит спину, и резко поднимаешься. Тебе хочется взглянуть на вид из квартиры, но окна обклеены раритетным выпуском «Авроры».

      Вдруг ход твоих мыслей обрывается, и ты понимаешь, что в комнате ещё кто-то есть. Над письменным столом заметна чья-то сгорбленная фигура. Ты видишь, как высокий смуглый мужчина сидит на перекошенной табуретке и с задумчивым видом что-то пишет. По правую руку у него чистые листы, а по левую – кулёк со стержнями для ручки. Ты приближаешься к этому странному персонажу и начинаешь его разглядывать. А там есть на что посмотреть: помимо банальной худобы, мешков под глазами, кривого носа и бритой головы у мужчины ожог на левом плече и большой шов на правой части спины, чуть выше поясницы. Его грудь украшает свежая татуировка с надписью: «Live Fast Die Young». А лицо-то какое страшное… одни зубы чего стоят! Нет, у этого мужика не рот, а какой-то музей стоматологических ошибок! Один передний зуб сточен, как клык, другой – розового цвета, а два коренных вообще отсутствуют. В сравнении с этим маленький шрам на его щеке выглядит симпатично.

      Теперь понимаешь, откуда берётся самоирония? Не знаю, удалось ли мне тебя рассмешить, неизвестный читатель, но я практически уверен, что этот образ ты не скоро забудешь. А впрочем, пора нам покинуть тесную комнатушку писателя и переместиться в другое место. Это недалеко, буквально в паре сотен метров отсюда.

      Глава первая: Семья Кривоносовых

      Бокс – лучшая школа жизни.

      Джек Лондон

      Эта история началась на центральной улице города Унгены в 1962 году. Здесь в трёхкомнатной квартире двадцатипятилетний инженер делает предложение своей возлюбленной, молодой студентке педагогического вуза. Первые несколько лет брака эти двое были примером для каждого молодого человека в городе, особенно после того, как их фотографию напечатали в одном из выпусков местной газеты.

      Это произошло совершенно случайно: пока молодожёны ворковали на балконе второго этажа, их заметил местный фотограф. Ничего не сказав, он притаился (наверное, за ветвистым виноградом), сделал снимок и ушёл незамеченным. Кадр получился отменный: высокий брюнет аристократичной внешности нежно поправлял вьющиеся локоны своей возлюбленной. Она опиралась руками на кованую решётку с красивым орнаментом и улыбалась мужу. Всё это на фоне листьев винограда. Когда фотография попала в газету, эта пара сразу же стала негласным символом любви, а сам снимок – унгенской версией «Похищения Психеи».

      Время шло, мужчина стал лучшим архитектором города, а женщина – уважаемой учительницей. Настало время для новой фотографии – на этот раз с ещё одним лицом. На месте этого лица муж видел пухлую мордашку мальчика, а жена – розовое личико девочки. Но детей у них не было. Никто не разбивал