Вечно ты. Мария Воронова

стремительной и неуправляемой. Генерал скорее всего выживет, но останется без коры мозга, что, конечно, раз и навсегда излечит его от шизофрении, зато добавит проблем его семейству в виде ухода за полным идиотом. Жаль, я не могу эти соображения написать в истории болезни.

      Взгляд падает на часы. За окном совсем светло, и я не заметила, как наступил поздний вечер. Надо поужинать, иначе гарантирована бессонница с ее мрачными мыслями и липким ужасом.

      Иду в кухню, отрезаю себе кусок хлеба. Думаю, не открыть ли банку сайры, но хлеб свежий, ароматный, вкусный и сам по себе. На утро замачиваю геркулес. Паша терпеть его не мог, и я варила гречку или пшено. Теперь могу есть все, что мне нравится, и бог мой, как же это горько…

      Нет, сдаваться нельзя. Большой соблазн перекинуть ответственность обратно на Регину Владимировну, написав в истории болезни «практически здоров». Точнее, просто здоров, без интригующей добавки «практически», что будет абсолютной правдой, этого боевого генерала лопатой не убьешь. Как специалисту, мне не в чем будет себя упрекнуть, а психиатры пусть разбираются сами, и вообще, спасение утопающих – дело рук самих утопающих, пусть Корниенко признает, что он псих, и его вызывающее поведение есть не что иное, как обострение шизофрении. Никто ему тогда ИКТ не назначит, а может, даже и выпишут на амбулаторное лечение. И все довольны. Я-то почему из-за его упрямства должна шею свою подставлять?

      Почему-почему… Должна, и все. И не потому, что мой муж переживал за генерала и только командировка помешала ему бороться за освобождение Корниенко. Не в этом дело. Немножко трудно объяснить, но лозунги «памяти павших будем достойны» и призывы равняться на героев – это не пустые слова. От частого повторения смысл их немного стерся, потерялся за казенщиной и официозом, но правдой они от этого быть не перестали, ведь и вправду единственный способ сохранить связь с любимым человеком, это беречь то хорошее, что вас объединяло.

* * *

      После ужина, прошедшего в гробовом молчании, Люда осталась мыть посуду. Она торопилась, боясь, что в кухню войдут мама или Вера и отпустят какое-нибудь обидное замечание, на которое она не сможет ответить, потому что сказано будет не ей в лицо, а как бы в пространство.

      Как все же тяжело быть изгоем, особенно если понимаешь, что ты это заслужила.

      Поставив последнюю тарелку на сушку, Люда быстро юркнула в свою комнату, как черепаха в панцирь. В двери не было замка, домашние могли войти в любой момент, если бы захотели, но все же это было убежище, место, где она оставалась наедине с собой. Если бы жила в одной комнате с Верой, как раньше, было бы вообще невыносимо.

      Разобрала постель, прислушалась. Из комнаты родителей под бубнеж телевизора раздаются голоса, Верин особенный мелодичный смех – идет КВН, программа, возрожденная после пятнадцати лет перерыва. В семье передача считается пошлой и низкопробной, но ее смотрят ради смелых шуток, которые порой позволяют себе участники.

      Люде