Вечно ты. Мария Воронова

Виню ли я себя за это? Может, да, а может, нет, сама не знаю. В любом случае я ничего не могла изменить.

      Я никому не сказала, что забрала часы из мастерской на следующий день, как узнала о гибели мужа. Это поступок психопатки, а не любящей жены, но я вот пошла. Достала квитанцию из рамы зеркала в прихожей, куда мы с Пашей втыкали подобные штуки и записочки для памяти, и отправилась в часовую мастерскую. Меня бы извинило, если бы я надеялась на ошибку, что муж на самом деле жив, но нет. Я сразу знала, что его смерть – это правда, и чуда не будет. Я даже не думала о том, что если выпаду из размеренного ритма жизни с работой, домом и часовыми мастерскими, то у меня уже никогда не хватит сил вернуться обратно. Не знаю, зачем я пошла, наверное, просто хотелось постоять в очереди рядом с людьми, у которых все в порядке. Еще я думала про обручальное кольцо. Муж не носил его на руке по той же причине, что и часы, но и в кармане не таскал, боялся потерять из-за маленького размера. Кольцо лежало в шкатулке с драгоценностями, на каковую торжественную роль у нас была назначена жестяная баночка из-под чая, и как-то Паша сказал: «Когда буду умирать и станет ясно, что больше я уже не подойду к операционному столу, дай мне кольцо или сама надень, если я буду уже не в силах. Я хочу, чтобы меня в нем похоронили. Но поторопись, потому что у тебя не получится нацепить его на мертвый скрюченный палец».

      Меня не было рядом, и я не успела.

      Я собиралась тихонько положить кольцо Паше под правую руку, но хоронили в закрытом гробу. Часы я смогла бросить в землю, а кольцо – нет. Не знаю почему. Мне показалось, будет правильнее, если оно останется лежать там, где пробыло последние двадцать лет, – в жестяной банке с полустершимся затейливым индийским узором.

      А вообще все это не имеет ни малейшего значения. Просто немножко легче, когда одно большое горе дробится на тысячу маленьких проблем: куда положить кольцо, какой талисман покойного дать ему с собой, что было бы, если бы мы не отнесли часы в починку… Все эти бессмысленные вещи, как комариные укусы – болят, зудят, но заставляют чувствовать себя живой.

      Снова на ум приходит генерал Корниенко. Он попал к нам, когда Паша еще был жив, собственно, именно от мужа я и узнала, что в нашем богоспасаемом заведении появился столь именитый пациент.

      Паша хоть и не служил под началом Корниенко, но уважал этого генерала, можно сказать, восхищался им, хотя сейчас не принято всерьез употреблять этот глагол. У мужа вообще была развита эта редкая черта – умение радоваться чужим успехам и искренне ими гордиться. Злые языки могут заметить, это потому, что у него не было серьезных собственных, но я знаю, что нет, не поэтому. Паша всю жизнь чувствовал себя человеком на своем месте, был рад тому, что может спокойно заниматься любимым делом, а ко всяким регалиям был совершенно равнодушен. Вообще я замечала, что чем человек посредственнее, тем больше у него всяких званий и регалий. Исключая, конечно, настоящих корифеев, которые своими подвигами и открытиями прорываются в такие высокие сферы,