Логика Гегеля. Книга третья. Уильям Уоллес

в понятие ощущения, чувства и восприятия, в форму обобщенных понятий, пропозиций или законов. Это, однако, должно означать только то, что эти общие формы отношений, такие как сила, не должны иметь никакого дополнительного значения или обоснования, кроме того, что вытекает из ощущений, и что никакая связь не должна считаться должным образом квалифицированной, кроме той, которая может быть показана как существующая в феноменальном мире. А на стороне познающего субъекта, в том факте, что в ощущении сознание непосредственно присутствует и уверено в себе, мы видим, где эмпирическое познание может поставить твердую ногу.

      В эмпиризме заложен великий принцип, согласно которому все истинное должно быть в реальном мире и присутствовать в ощущениях. Этот принцип противоречит тому вечному «должно быть», которое раздувает рефлексию, чтобы с презрением относиться к реальному настоящему и указывать на сцену за его пределами – сцену, которая не имеет ни существования, ни места, кроме как в познании тех, кто о ней говорит. Не в меньшей степени, чем эмпиризм (§7), философия признает только то, что есть; не имея ничего общего с тем, что просто должно быть и что, таким образом, признается несуществующим. С субъективной стороны также правильно отметить ценный принцип свободы, заложенный в эмпиризме. Ведь главный урок эмпиризма заключается в том, что человек должен видеть сам и чувствовать, что он присутствует в тех фактах знания, которые ему приходится принимать.

      Если довести его до законных последствий, то эмпиризм – будучи в своих фактах ограничен конечной сферой – отрицает сверхчувственное вообще или, по крайней мере, любое знание о нем, которое могло бы обозначить его характер, и не оставляет мысли никаких полномочий, кроме абстракции, формальной универсальности и тождества. И здесь мы находим заблуждение, которое лежит в основе научного эмпиризма. Он использует метафизические категории материи, силы, одного, многих, всеобщности, бесконечности и т. д.; следуя подсказке, данной этими категориями, он переходит к выводам и при этом предполагает и применяет силлогистическую форму. И все это время он не осознает, что содержит в себе метафизику, овладевая которой, он использует эти категории и их комбинации в стиле, совершенно некритичном и бессознательном.

      Из эмпиризма раздался крик: «Хватит бесцельного блуждания в пустых абстракциях, посмотрите на свои руки, возьмите в руки человека и природу, как они есть перед вами, и наслаждайтесь настоящим моментом». Никто не может отрицать, что в этих словах есть большая доля истины. Повседневный мир, то, что есть здесь и сейчас, был хорошим обменом на тщетный мир за гранью – на миражи и фантазмы абстрактного познания. И таким образом была получена полноценная, самодостаточная фаза истины – та твердая и надежная опора, которой так не хватало старой метафизике. Конечные принципы – это самое большее, что может вычленить разум, а они, в конце концов, оказываются