Красное колесо. Том 3. Узел 2. Октябрь Шестнадцатого. Книга 1. Александр Солженицын

ракету. Красную. Немцы. Из-за того, что окопы сближены, они часто ночью бросают. Наши – нет, экономят.

      Взлетела ракета, распахнулась бордово-алым, каким-то худшим из красных цветов, – и от невидимого тёмного, но верного Божьего неба отрезала попыхивающий зловещий красный сегмент. И, наступая этим сегментом, посветила сюда, за три версты, на себе показав и те изломанные, покорёженные, и ещё целые деревья.

      И, вздрагивая, вздрагивая, опала. Погасла.

      Но в глазах сохранялась краснота и чёрточки деревьев.

      И ещё стоял Саня, лицом вверх, к мерному дождику.

      Становилось примирительно.

      Однако послышались шаги, по-лесному ещё издали.

      Мокрое шлёпанье. Хруст задетых кустов.

      Кто-то шёл, шёл, а всё не подходил.

      Один человек. Близко уже.

      – Кто идёт? – спросил Саня не окриком часового, тот подальше стоял, у орудий, но и твёрдо, здесь не шути.

      – Свои. Отец Северьян, – раздался домашний голос.

      – Отец Северьян? – обрадовался. Вот не загадывал! А хорошо как. – А это – Лаженицын. Здравствуйте.

      – Здравствуйте, Лаженицын, – приветливо отозвался бригадный священник.

      – Вы с дороги не сбились?

      – Да немного сбился.

      – Идите сюда. Вот, на голос.

      Шурша и шлёпая, подошёл священник совсем близко.

      – Куда ж вы, отец Северьян, так поздно?

      – Хочу в штаб вернуться…

      – Да куда вы сейчас? В яму свалитесь. Или в лужу по колено. Не хотите ли у нас заночевать?

      – Да мне утром завтра служить.

      – Так это уже свет будет, другое дело. А сейчас и подстрелят вас, поди, часовые. А у нас в землянке место свободное.

      – Действительно свободное? – Вот уж не военный голос, ни одной интонации, усвоенной всеми нами, другими. И – усталый.

      – Действительно. Устимович на дежурстве. Дайте руку. – Взял холодную мокрую. – Идёмте. Вы издалека?

      – Со второй батареи.

      – Да-а! – вспомнил Саня. А он и не совместил… – Там раненые?

      Священник ногой зацепился.

      – Один умер.

      – Не Чевердин??

      – Вы знали его?

      5

      Отец Северьян был в круглой суконной шапке, сером безформенном долгополом пальто, каких в гражданской жизни вообще не носят, а на позициях у священников приняты, и в сапогах. В руках – трость и малый саквояжик, с которым всюду он ходил: с принадлежностями службы.

      Увидя наверху широкую спину спящего, булыжно-круглый затылок, снизил голос:

      – Удобно ли? Разбудим.

      – Чернегу? Да если в землянку снаряд попадёт – он не проснётся.

      Ещё раз оговорился священник, что вполне бы дошёл. Но уловя, что, и правда, тут не из вежливости уговаривают, снял шапку, вовсе мокрую, – и тогда расправились чёрные вьющиеся, густые волосы. Борода у него была такая же густая, но подстриженная коротко.

      Снял шапку, ещё не отдал –