Однажды кажется окажется. Книга 1. Елена Рыкова

жаркий. Деревья в солнечном мареве стояли недвижно. Листья на берёзе шевелились.

      Полина протянула руку к самой изящной, тоненькой ветке. Листья перестали шевелиться.

      – Соня? – спросила она.

      Шелест. Тишина.

      – Если это ты, пошевели листочками и перестань.

      Берёза пошумела и перестала. Тишина казалась гулкой и объёмной. Полина опустилась на корточки и заплакала.

      – Давай так, – она говорила и видела себя со стороны: всклокоченная сумасшедшая в рваных джинсах, разговаривающая с деревом, – если «да» – пошелести один раз. Если «нет» – два. Поняла?

      Шелест. Тишина.

      Она вскочила, в волнении поднимая и опуская к лицу руки.

      – Господи! Как в той сказке, что ты рассказывала девочкам? Превратил колдун мальчиков в дубки… что я несу… Давай я буду задавать вопросы, а ты мне отвечай. Сонечка, доченька, это правда ты?

      Шелест.

      – Ты жива?

      Шелест.

      – Что я могу сделать? Как тебя вернуть?

      На берёзке не трепыхнулось ни листочка.

      – Всё сходится, – бормотала она, растирая лицо, – собака дальше не пошла. Ты не исчезла, ты здесь. Вот и запах твой тут закончился. Я же ещё тогда это поняла, но с утра подумала – безумие. – Она посмотрела на берёзу. – Ты же голодная. – Полина засуетилась, снимая рюкзак. – У меня тут… сейчас.

      Она вынула из фольги Рэнины бутерброды и попыталась приладить их на ветку. Круглые куски колбасы выпадали из хлеба, застревали в листьях. Полина сняла их, положила под корень. Шматок сыра плавно сползал по бугристому серо-белому стволу.

      – Что я творю? – Полина с любовью смотрела на берёзку. – Твоя мама сошла с ума. Бутерброды! Тебе нужна вода, – она огляделась, обращаясь к остальным деревьям на поляне, – вам всем нужна вода. Пресная.

      Она погладила берёзу, поцеловала ствол:

      – Я за вёдрами, милая. Принесу вам столько, сколько смогу. А потом уж отсюда никуда. Я больше тебя не брошу. Прости меня. Прости.

7

      Лес никогда не верил огню. Лес верил воде.

      Старуха пришла к сьоре – так называл древесный народ водяных. Этот сьора много лет в Обществе служил, а теперь по старости лет удалился, Ахвала вместо себя оставив. Зейнеп села на берегу и воззвала:

      – Здесь ли, Демерджи? – опустила в реку сучковатые пальцы. Вода была ледяная, на жаре резала как лезвие.

      Он приплыл быстро.

      – Приветствую тебя, скогсра, – казалось, шум воды сам собой складывается в слова.

      Демерджи посмотрел на неё. Глаза его блестели камушками на дне.

      – Расскажи мне про разлом, – попросила старуха.

      Он подплыл ближе: белёсый, склизкий. Прозрачные волосы чуть заметно колыхались. Говорил он лишь из-под воды, потому что на воздухе издавать мог только крик.

      – Что ты знаешь про него? – спросил он.

      – Ничего. Чую лишь, что есть он.

      – Кто-то прошёл сквозь мембрану, – задумчиво сказал Демерджи. И повторил: – Кто-то.

      – Кто может такое? Ифрит?

      Демерджи