Дети войны. Влада Медведникова

может», – так она говорила. Ее лавка сгорела в первые часы войны, как и вся наша улица.

      – А ты умеешь? – спросила я у Мельтиара.

      Не переставая рубить капусту, он усмехнулся, покачал головой:

      – Конечно, нет. Даже посуду никогда не мыл.

      Я снова рассмеялась, и мысль Мельтиара ворвалась в мою душу, вспыхнула черными и алыми искрами веселья:

      Не веришь?

      – Верю, верю!

      Мельтиар воткнул нож в доску, посмотрел на меня. В его глазах уже не было смеха, взгляд стал внимательным и долгим.

      – Почему ты всегда отвечаешь мне вслух? – спросил он. – Я недостоин?

      Я успела подумать, что он шутит, – но он потянулся через стол, поймал мою руку.

      Он был серьезен, он хотел знать.

      – У меня не получится, – сказала я. – Я только с Тарси могла мысленно говорить. И то теперь…

      Мельтиар прервал меня.

      – Получится. – Его взгляд был темным, а слова звучали так решительно, что я поняла – бесполезно возражать. – Ты мой предвестник. Когда я говорю – ты меня слышишь. А значит, можешь ответить. Попробуй. Скажи мне что-нибудь.

      Он крепче сжал мою ладонь. Я чувствовала биение его пульса, его силу и уверенность – он знал, без тени сомнения, что у меня все получится.

      Глядя ему в глаза, я попыталась позвать его, как всегда звала Тарси. Но слова и звуки не слушались, даже его имя не превращалось в мысль. Оно стало таким нестерпимо горячим, пылало, как звезда, заслоняло небо. Все мои мысли превратились в багряный свет – ни призыва, ни звука, лишь пламя войны – и рванулись к нему.

      Да, ответил он. Я с тобой.

      9

      Я ищу нужные слова и мысли, хочу объяснить.

      Думаю об этом уже несколько дней. Но как только я понимаю – вот он ответ, оспорить нельзя, – и говорю вслух, она тут же находит, чем возразить. Рассказывает всегда о разном: о детстве, о наставнике, не пожелавшем учить ее, о попытках и неудачах.

      Сегодня она сказала: «Легко рассуждать о магии, когда ты Мельтиар. Магия всегда с тобой».

      Я держу ее за руку, мы поднимаемся шаг за шагом. Серебристые стволы и тонкий дрожащий узор листвы остались позади, теперь вокруг нас запах смолы и хвои. Сосны карабкаются вверх по склону, корни взрезают землю под нашими ногами. Ветви над нами изогнуты, словно от десятков лет и сотен ветров, – но этот лес так же молод, как и все леса, что мы миновали.

      Бета перешагивает через корень, свернувшийся словно змея, на ходу прикасается к застывшей капле смолы на шершавой коре.

      Где сейчас другие мои предвестники? В каких полях они живут, среди каких деревьев? Где парят, перелетая с вихря на вихрь?

      И где тот, кто никогда больше не увидит наше небо? Где Лаэнар?

      Я пытаюсь оборвать эту мысль, остановить чувства, но они горят. Бета оборачивается, я ловлю ее тревожный взгляд.

      Лаэнар далеко, с врагами, с полукровкой, которого я отпустил ради него. Бездна моря несет их прочь от нашего мира или уже выбросила к чужим берегам. Может быть, волны расступились и сомкнулись над