История Смутного времени в России в начале XVII века. Дмитрий Петрович Бутурлин

и оказывал подобострастие, простиравшееся до грубейшей простоты. Так, например, на обычный вопрос кардинала, не давал ли прежде царь обещания жениться иной невесте, он отвечал: «А мне как знать? О том не имею никакого поручения». Только по настоянию прислужников своих решился примолвить: «Если бы обещал другой невесте, то не слал бы меня сюда». Когда дошло до перемены колец, то посланник вынул из малого ларчика перстень с толстым алмазом, величиной с хорошую вишню, и подал кардиналу, который надел оный Марине на палец. Кардинал хотел также невестин перстень надеть на палец представляющего лицо Димитрия посланника. Власьев не только не дозволил сего, но даже отказался принять перстень в голые руки, а просил епископа опустить оный в тот же ларчик, в котором принесен был царский алмаз. Продолжая причудничать, посланник, когда по приглашению кардинала должен был взять руку Марины, хотел непременно обернуть свою в чистый платок, и не без труда успели уверить его, что обряд требовал, чтобы он с невестой стоял рука в руку. По совершении обручения посланник кланялся в землю перед невестой²⁰⁵. Богатство поднесенных им при сем случае даров изумило самых роскошных поляков²⁰⁶.

      После обручения воевода Сандомирский угощал всех присутствующих великолепным обедом²⁰⁷. За особым столом сели король, невеста, Сигизмундова сестра принцесса шведская, королевич Владислав, русский посланник, папский нунций и кардинал Мациовский. Прежде кушанья всем им подали воды для умовения рук; один Власьев не хотел умыться. Также заметили, что он ничего не ел, кроме хлеба с солью, и тщательно оберегался, чтобы платье его не касалось платья сидевшей подле него Марины. Напрасно король посылал уговаривать его, чтобы ел; он отозвался, что непристойно холопу есть при таких высоких особах и что ему и то велика честь смотреть, как они кушают. За обедом последовали пляски, которые начал сам король с невестой. Наконец, воевода Сандомирский приказал дочери своей преклонить колена перед королем и благодарить его за все его милости. Сигизмунд, встав со своего места и скинув шапку, поднял Марину. Потом, надев опять шапку, говорил ей следующую речь: «Ваша милость отъезжает в чужую землю, к иноземному народу, к обрученному жениху, который, по Божьей воле и по нашей милости, достиг тамошнего престола! Когда, ваша милость, будете там, прошу вас, ради Бога, не оставляйте умножать и укреплять хвалу Божию и мир с нами и с той державой, в которой вы родились и в которой оставляете отца, братьев, сестер и родственников своих. Ваша милость и будущему супругу своему напоминайте, чтобы он не забывал нашу благосклонность и наше содействие, исполнял данные нам и нашей державе обещания, утвержденные его присягой, и не только во всю жизнь оказывал бы нам благорасположение и дружелюбство, но даже передал бы чувства сии и могущим родиться у него детям». Невеста отвечала: «Стану молить Бога, дабы будущий господин, мой супруг, умел угодить Богу и умножать Его хвалу и служение и вместе с тем оказывал королю, вашей милости, и державе польской должную