Две вины. Френсис Скотт Фицджеральд

году устрою себе отпуск на год. Женюсь… Айрин Риккер, слыхали про такую?

      – Еще бы! Моя любимая актриса.

      – Мы помолвлены.

      – Правда?

      Потом, когда они снова вышли на Таймс-сквер, Билл небрежно спросил:

      – А что вы сейчас делаете?

      – Работу ищу.

      – Да нет же. Вот сейчас.

      – Ничего.

      – Может, зайдем ко мне, выпьем кофе? Я живу на Сорок шестой улице.

      Глаза их встретились, и Эмми Пинкард решила, что в случае чего сможет за себя постоять.

      В просторной светлой комнате-студии с огромным диваном в десять футов шириной она выпила кофе, он – виски с содовой, и его рука легла ей на плечи.

      – С какой стати я должна вас целовать? – решительно сказала она. – Мы почти не знакомы, и, потом, вы помолвлены с другой.

      – Пустяки. Она не рассердится.

      – Так я и поверила!

      – Вы хорошая девушка.

      – Во всяком случае, не дура.

      – Ну и ладно. Оставайтесь себе хорошей девушкой.

      Она поднялась с дивана и встала рядом, свежая и спокойная и ничуть не смущенная.

      – Я так понимаю, что теперь мне работы у вас не получить? – беззлобно спросила она.

      Он думал уже о другом – о каком-то разговоре, о репетициях, – но, поглядев, опять увидел на ней дырявые чулки. И позвонил по телефону:

      – Джо, это Нахал говорит… Что, думали, я не знаю, как вы меня называете?.. Ладно, ничего… Слушайте, вы уже набрали мне трех девушек для сцены с гостями? Ну так оставьте место, я вам сейчас пришлю одну южаночку.

      И, довольный собою, гордо посмотрел на нее, чувствуя себя самым что ни на есть отличным малым.

      – Прямо не знаю, как вас благодарить. И мистера Роджерса, – дерзко добавила она. – До свидания, мистер Мак-Чесни.

      Он не снизошел до ответа.

      II

      Во время репетиций он часто приходил в театр и стоял с умным выражением на лице, будто каждого видел насквозь. На самом же деле, оглушенный собственным успехом, он воспринимал действие на сцене смутно, как в тумане, да и не особенно интересовался. В конце недели он обычно уезжал на Лонг-Айленд и гостил у своих новоявленных роскошных друзей. Бранкузи величал его не иначе как «светский лев», а он отругивался:

      – Ну и что? Разве я не учился в Гарварде? Думаете, я, как вы, у зеленщика в тележке отыскался?

      Новые знакомые ценили его за приятную внешность, и за легкий характер, и, конечно, за успех.

      И только помолвка с Айрин Риккер омрачала его жизнь. Они давно действовали друг другу на нервы, но ни он, ни она не решались на разрыв. Как двух юных отпрысков двух самых богатых семейств в городе уже одно их исключительное положение часто сводит вместе, так и Билл Мак-Чесни с Айрин Риккер, оба вознесенные на вершину успеха, не могли не принести друг другу дань взаимного восхищения. Но ссоры, в которых они отводили душу, становились все чаще и ожесточеннее, и конец неотвратимо приближался. Он принял