Путешествие юного домового. Валентин Стерхов

хуже всего было осознание того факта, что по неосторожности какого-нибудь недотёпы или по иной другой случайности он мог быть покалечен или раздавлен. Стараясь не думать об этом, но глядя при том во все глаза, Углёнок в пылу бега пропустил два важных момента: первый, когда боковым зрением увидел летящеё в него справа нечто жёлтого цвета, от которого он ловко увернулся, продолжив свой бег, а второй: когда до дверей оставалось совсем чуть – чуть не услышал объявление о том, что поезд, в котором он ехал с Кишь-Мишем, отходит.

      Ну вот, наконец, и двери! На одном дыхании проскочив между чужих ног междверное пространство, в простонародье именуемое тамбуром, он затормозил пятками и резко ушёл в сторону под прикрытие серой стены. Люди впритирку к стенам никогда не ходят. Они любят расталкивать друг друга, выбирая для себя центральное направление. А те, кому не посчастливилось быть убранным с дороги наиболее сильным или наглым, всё одно встают к нему в спину и следуют по расчищенному от других бедолаг пути, пользуясь чужой силой и хамством. Но ближе к центру хотят быть все, явно или исподтишка. На этой слабости людей к самоутверждению в среде себе подобных, пусть и незнакомых граждан, зиждилась способность к выживанию и даже процветанию не только домовых и прочей неприметной мелюзги из кутного народца, но и кое-какой нечисти, вредной для всех типов живых созданий. Поэтому вполне логично, что нашему путешественнику самым удобным местом для возможности оглядеться и перевести дух был именно пристенок за входной дверью, которую он успешно миновал. А когда он огляделся, то, увидев площадь перед вокзалом, окружённую высокими домами и наполненную гулом машин, но не поездов, с грустью понял, что выскочил он не в тот выход. Но не таков был уже Углёнок, чтобы смириться и опустить руки, покоряясь судьбе. Набрав полную грудь воздуха, он чёрной молнией понёсся сквозь дверной проём, беспечно, не думая о собственной безопасности, и ворвался обратно в тамбур, привычно огибая чемоданы и людей. Только разогнаться ему на этот раз не удалось. Что-то жёлтое и не очень твёрдое прицельно попало в голову, и домовёнка завалило на заляпанный уличной обувью пол. Поднимаясь с пола и находясь в полном изумлении, Углёнок оглядывался, вертя своей головой так, словно это чужая голова, и оторвать её было бы не жалко. Он попятился под привычное прикрытие стены, вжимаясь в неё спиной, тщетно стараясь стать незаметным для двух одинаковых фигур в серых просторных штанишках и куртках с надвинутыми на глаза капюшонами. Губы одинаковых ехидно ухмылялись под длинными носами, а в руке одой из странных фигур желтел мяч.

      Глава 12.

      – Чур меня! Чур меня! Изыдите, анчутки подвокзальные! Это я вам говорю, потомственный домовой!

      Углёнок мучительно пытался вспомнить всё, что слышал или знал о том, как отвадить различных тёмных пакостников, живущих рядом и иногда отважившихся нарушать сложившийся порядок и чужое спокойствие. Но более тех слов, которыми иногда беззлобно перебранивались