Перед прочтением сядьте!.. Остроумные и непосредственные рассказы из нешуточной, но прекрасной жизни. Алексей Болдырев

да вернуться, а ему посулили при встрече выжечь шокером зенки.

      Сомневаться не приходилось, ибо резкое преображение умеренной ласковой худенькой женщины самых благородных наклонностей в откровенную фурию, жаждущую лишь крови и потрохов, перепугало насмерть. Всё было кончено. Иваныч отступился и сменил наливайку, чтобы не изжарили зрение…

      Соня зашла в знакомый магазин «Пиво, воды». В предбаннике пошатывался потрепанный пьяный Егоренька, пересчитывал мелочь на ладони и чертыхался – не хватало. Соня живо натянула капюшон. Купив квасу, минуя предателя, она спросила:

      – Не хватает, мужик? Вот, держи.

      И сунула Егореньке всё, что было в кошельке (тысяч сорок), и живо удалилась.

      Спустя месяц ей позвонили доброжелатели и сообщили, что Егоренька умер с перепою – сердце.

      Соня отложила трубку, тихо улыбнулась, вздохнула без грусти и опять углубилась в книгу… Верная классика и абажур. Что ещё надо…

      Тонкости женской души

      Иван Петрович жил холостяком. Его тонкая натура ещё не вполне переварила крушение брака, когда в квартиру по соседству заселилась новая одинокая жилица.

      Одним утром Иван Петрович и новенькая вместе очутились в лифте. Молчать шестнадцать этажей женщине казалось скорее скучным, нежели неловким, как уже вскоре определил Иван Петрович её психотип…

      – Прасковья. Можно просто Паня, – сказала дородная, что актриса Мордюкова, баба и сунула Ивану Петровичу крепкую ладонь.

      От неожиданности тот принял проколхозный стиль знакомства и после секундного замешательства тоже отрекомендовался соответствующе:

      – Э-э, Петрович.

      – Что в коробке-то, Петрович? – фамильярно спросила Паня про футляр в руках соседа.

      Поразмыслив два с половиной этажа, прирождённый флейтист Иван Петрович всё же нашёлся.

      – Дрель, – соврал он, дабы не вызвать в новой простоватой соседке когнитивный диссонанс, а паче избежать знакомой снисходительной ухмылки, что коробила музыканта.

      Паня одобрительно хмыкнула, и последующие встречи флейтиста с бесхитростной женщиной стали носить откровенно ремонтно-эротический характер.

      Как-то Иван Петрович застрял в гастрономе подле арбузов. Он размышлял, взять ли арбуз или селёдку (хотя пришёл за молоком), когда ему сзади настойчиво постучали по голове чем-то увесистым.

      Это была Паня. В руке палка сервелата. Им-то она столь оригинально и «окликнула» соседа.

      – Напугался? – безошибочно угадала Паня эмоции впечатлительного музыканта и, дружески улыбаясь, говорит: – Слышь, Петрович, гвоздик надо присверлить. Десяток-другой. А у меня дрели нема. Пособишь по-соседски?

      Петрович пришёл в себя и:

      – Да я бы рад! Но, как назло, дрель знакомому отдал.

      Извиняйте, мол.

      – Ц! – сказала Паня и, поигрывая колбасой, развязно удалилась. В широкой мужской спине её читалось лёгкое женское разочарование.

      «Чёрт, да она, кажись, глаз