Благословение небожителей. Том 1. Мосян Тунсю

глубоко потрясены этой сценой.

      А ему только и оставалось, что ругаться: исправить-то было уже ничего нельзя. Не мог же он запретить всем этим женщинам, которые молились так горячо и искренне, посещать его храмы. На протяжении многих лет он выслушивал их обращения стиснув зубы, пока один порядочный правитель не счёл «большой член» грубым нарушением приличий и не сменил имя на «Наньян»[11]. Таблички исправили, но простой народ ничего не забыл – и теперь Наньян почитался и как бог войны, и как тот, кто дарует своё благословение по другим вопросам.

      Небожители между собой пришли к негласному соглашению: ни в коем случае не использовать в его присутствии те два слова. И вообще, если надо как-нибудь охарактеризовать владыку Наньяна, ограничиваться общими фразами. Во всех отношениях генерал хорош, пока не вынудят браниться на людей!

      Лицо Нань Фэна стало темнее днища старого котла. Фу Яо же преисполнился поэтического вдохновения и продекламировал:

      – Обречённый быть женщинам другом, молил подарить ему сына. Научив рецепту возбуждения страсти, даровал сына Наньян. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха…

      Се Лянь с большим трудом подавил рвущийся наружу смешок – всё-таки негоже потешаться над небожителем в его собственном храме. А вот Нань Фэн пришёл в ярость:

      – Прикуси-ка язык, пока находишься здесь. Если тебе настолько нечем заняться, подмёл бы лучше пол!

      На этот раз уже лицо Фу Яо помрачнело и приобрело цвет закопчённого котла. Если во дворце Наньяна считалось неприличным упоминать определённые части тела, то во дворце Сюаньчжэня избегали любых разговоров об уборке. Во времена, когда Му Цин прислуживал в Хуанцзи, он днями напролёт то подавал чай, то приносил воду, то подметал, то застилал постель для его высочества наследного принца. Однажды Се Лянь увидел, как тот машет метлой и одновременно упражняется в повторении наизусть правил и наставлений. Такое усердие и стремление к знаниям вопреки обстоятельствам впечатлили принца, и он отправился просить наставников проявить снисхождение и принять Му Цина в ученики.

      Значимость того или иного события определяют сами участники. Для кого-то этот случай стал бы величайшим на свете унижением, для другого – излюбленной темой беседы. Очевидно, Му Цин видел в случившемся позор всей своей жизни, и потому теперь он сам и все служащие ему духи войны немедленно выходили из себя, стоило кому-то заговорить о мётлах. И впрямь – Фу Яо, помолчав немного, взглянул на стоящего в стороне ни в чём не повинного Се Ляня и заметил с холодной усмешкой:

      – Можно подумать, все обитатели дворца Наньяна горой стоят за его высочество наследного принца.

      Нань Фэн ответил в том же тоне:

      – Зато ваш генерал позабыл о чести и добра не помнит!

      Едва Се Лянь собрался вставить замечание, как Фу Яо разразился смехом:

      – Ха-ха-ха! Ваш генерал, отступив на пятьдесят шагов, насмехается над отступившими на сотню. Не в том ты положении, чтобы судить других!

      Принц больше

11

Наньян (南陽) – солнце юга.