Тень с Севера. Мария Семёнова

Осталось только одно…

      Дитя родилось. Теперь надо покормить его, чтобы проснулось.

      Гейда распахнула глубокий ворот родильной рубахи, подхватила мертвое чудище, прижала к себе и сунула грудь в акулью пасть.

      Острые зубы пронзили кожу, потекла кровь. Тусклые рыбьи глаза заблестели, словно их увлажнили слезы. Медвежьи лапы обхватили женщину так, что подались кости…

      – Пей, малыш, пей! – хрипло бормотала гейда. – Набирайся силенок!

      Жизнь быстро уходила из женщины, перетекая в ее творение, но она не обращала на это внимания. А сынок-акула с каждым глотком крови, наоборот, оживал. Вот и человечьи глаза открылись, бессмысленно глядя в сумрак вежи. Дрогнули острые плавники…

      Наконец, вдоволь напившись крови, существо оттолкнуло мать и с трудом поднялось, ворча утробно и глухо.

      Кэрр Зимняя Буря сидела как-то вдруг постаревшая, бледная, обнаженная по пояс, и улыбалась. По ее телу струилась кровь, но она лишь с восторгом глядела на свое создание.

      – Иди же, сын моей ненависти! Ступай, отомсти за меня!

      Проводив взглядом чудовище, она накинула кожаную рубаху, достала из шалаша бубен и запела, призывая с севера бурю.

* * *

      Тем же вечером на другом берегу залива с испуганным возгласом проснулась старая знахарка Морошка, задремавшая у очага в своей землянке. Ей приснился страшный сон: из моря вышли косатки и съели всех собак.

      «Не к добру это! – с тревогой подумала старушка, прислушиваясь к вою пурги. – Прочь, ночные мары!»

      Морошка принюхалась, по запаху выбирая нужный из бесчисленных травяных пучков, развешанных под сводом землянки. Протянула руку, вытащила из связки сухую колючую веточку доброго вереса-можжевельника, собираясь кинуть ее в огонь, чтобы отогнать незваных духов…

      И ахнула, увидев, что сухая веточка сплошь изъедена серой плесенью…

      – Порча! Беда грядет!

      Одевшись потеплее, старушка выбралась из землянки. Далось ей это нелегко – зимний выход засыпало, пришлось копать дорогу сквозь свежий сугроб. Снаружи мело, завывало, снег жалил лицо.

      «Это непростая буря, – сразу догадалась Морошка. – Ее кто-то наслал!»

      Знахарка знала и умела многое. Однако она была не гейдой, повелевающей духам, а всего лишь обычной травницей.

      – Побегу-ка я к Охтэ, – пробормотала она. – Он, наверно, уже знает, кто наслал бурю!

      Привязав к ногам плетеные лапки, травница побрела через снегопад в сторону побережья, где – как полагалось, в стороне от селения – жил местный шаман по имени Охтэ Странник. Пурга била в глаза, и сугробы с каждым шагом становились все глубже. Вскоре Морошка остановилась. «Словно не пускают меня! – со страхом подумала она. – А на открытом месте что будет? Только летом, как снег сойдет, меня и найдут…»

      Предчувствие подсказывало: идти дальше не следует. Боясь, как бы не потеряться в снежной круговерти, знахарка побрела сквозь пургу в укрытое за горой селение, где жили ее сородичи.

      Четыре длинных дома – на четыре большие семьи – буря превратила