Почему ты?. Александр Прост

понял их мечту, что наживал большие деньги, производя и продавая светильники в этом роде. Побольше висюлек, побольше завитушек, не надо бояться, что выйдет чересчур. Для этих чересчур не бывает.

      Андрей переоделся в домашние брюки и футболку. По этой части у него были такие же твердые правила. Никаких старых треников, футболок с пятнами или, упаси бог, труселей до колен. Андрей и дома носил незаношенную одежду тех же люксовых марок, что и на выход. Мужик или держит себя везде, или он не мужик.

      Свет горел только в кухонной зоне, гостиная и уголок с домашним кинотеатром были лишь слегка подсвечены. Обеденный стол купили когда-то с большим размахом, и, кажется, за десять лет места за ним так ни разу и не были заняты полностью. Тогда они планировали не меньше четырех детей, но у Нины пошли нелады по женской части, пришлось ограничиться двумя. Булыгины, правда, не теряли надежду на хотя бы третьего.

      Ужин был уже накрыт. Нина стремилась соперничать сервировкой и стряпней с лучшими ресторанами, где Андрей проводил заметную часть своей жизни. Она вечно ходила на какие-то курсы и мастер-классы, отказывалась от кухарки. Нина вообще сторонилась прислуги, словно стесняясь. Булыгины обходились приходящей домработницей и водителем, занятым к тому же половину времени по делам фирмы. Нина до сих пор заводила странные разговоры. Ей не нравилось, например, что кто-то трогает их нижнее белье и перестилает кровати.

      Андрей едва попробовал еду и обвел глазами стол.

      – Солнышко, можно соль? – попросил он.

      – Да соленое уже. Ты даже не попробовал.

      Нина с силой хлопнула солонкой по стеклянной столешнице. Она считала, и, надо сказать, обоснованно, что муж перебарщивает с солью.

      Андрей с аппетитом принялся за салат. Есть хотелось, салат был вкусный, но он немного играл, добавлял жадности, стараясь порадовать Нину. Андрей слегка скосил глаза и убедился, что преуспел.

      Петя преодолел путь через гостиную. Каким-то чудом ему удалось проделать это решительно, но шаркая и запинаясь. Он долго с сопением устраивался на стуле, подложив под себя ноги.

      – Я больше на танцы ходить не буду, – категорически заявил Петя.

      Андрей отложил вилку. Сын, насупившись, глядел в стол. Выражение категорического упрямства Андрею понравилось.

      – Это новость. Но сказано по-мужски. Что случилось?

      – Ничего не случилось, – ответил он, не поднимая глаз, – просто не буду ходить, и все.

      Андрей обменялся взглядом с женой, та только пожала плечами.

      – Тебе же нравилось? – мягко сказал Андрей.

      – Ничего не нравилось, – Петя не собирался выбираться из своей насупленной брони.

      – А как же конкурс? Вы столько готовились. Жалко же бросать.

      – Ничего не жалко. Дурацкий конкурс.

      – А как же Ирочка? Ей ведь будет вдвойне обидно. Получается, ты и за себя и за нее решаешь. Мне ее жалко. Она же девочка, а мы девочек никогда не обижаем.

      – Ирка дура, – Петя поднял глаза, всем своим видом