Миллиметр. Елена Трумина

питания, просто не могла намекнуть об этом Людмиле Борисовне, видя, какое значение имеет для нее эта кулинарная забава. Она не догадывалась, что в подсознании матери котлеты олицетворяли отзывчивую, живую, материнскую плоть, которую та регулярно жертвовала дочери, и это сакральное действо устанавливало между ними неразрывную, питательную связь.

      – В следующую субботу пойдем к ним в гости, – решительно заявила Людмила Борисовна, хлопнув себя по колену.

      – К кому?

      – К Огюсту Бертену!

      – Заведи лучше собаку. Вон смотри, какое чудо.

      Щенок завилял хвостом.

      – Я не поняла, ты что, не хочешь замуж?!

      – Дражайшая мать, – произнесла Кира как можно убедительней, – пойми же ты. Времена сейчас другие. Роль женщины в современном обществе изменилась. Она больше не живет в фаллоцентрическом мире и не смотрит на себя глазами мужчины. Она может понять, что нужно именно ей. Она может выбирать.

      Разумеется, все умные слова из статьи одной феминистки вылетели у нее из головы, но одно все-таки осталось. За него Людмила Борисовна и зацепилась.

      – Что значит она больше не живет в фаллоцентрическом мире? Ей больше не нужен член?

      – Мам, ну при чем здесь член?! – застонала Кира.

      – При том… видела я у тебя в ящике эту штучку. Выбирать она может… Тебе даже выбирать не из кого. – Людмила Борисовна фыркнула.

      – Ладно, проехали. Так когда твой следующий бенефис?

      – Почему ты все время меняешь тему?!

      – Я не меняю.

      – Ну ты что, нисколечко не хочешь замуж?

      – Хочу, хочу.

      Прозвучало, видимо, неубедительно, потому что Людмила Борисовна стала обмахиваться полотенцем, будто ей дурно:

      – Нет, ты не хочешь! Я же вижу, что не хочешь. Или ты думаешь, я не вижу? Мать, по-твоему, слепая, да?!

      – А почему я должна хотеть, если я не хочу?

      – Ты женщина? Или дерьмо собачье?

      – Ну женщина. А если я не рожу, что будет?

      – Род человеческий прервется и вымрет!

      – Скорее бы. Говорят, в этом году настанет конец света.

      – Господи, когда ты наконец поумнеешь? И в кого ты такая?

      – В Папу Римского.

      Щенок снова тявкнул.

      Людмила Борисовна взглянула на щенка – тот залился радостным лаем.

      – Ну иди, мой сладенький, иди сюда, мамочка тебе котлетку даст. Иди к мамочке…

      Щенок, пригнувшись к полу, от восторга и смущения замотал ушастой башкой из стороны в сторону.

      – Мам, у него своя еда.

      – Пусть маленький покушает. Иди, толстячок.

      – Мам!

      – Ой, как вку-усно!

      – Мам!

      – Да ладно тебе, – Людмила Борисовна небрежно махнула рукой. – И еще одну. Вот молодец!

      Проглотив две котлеты, щенок принялся любовно облизывать жирные пальцы доброй женщины.

      – Ну все, кыш из кухни, – сказала Кира.

      – Нас прогоняют, пойдем, малыш. Никому мы не нужны. Все нас гонят.

      – Никто вас не гонит.

      – Что