Свидетели восьмого дня – 3. Игорь Сотников

и как она понимает, то имеющий полное право на конфиденциальность личной информации о себе, не только не обязана отвечать на этот его хамский вопрос, а она его может идентифицировать, как вмешательство в свою личную жизнь.

      Но как сейчас выясняется, то Мила Андаревна не совсем для Алекса человек посторонний, а нахождение по одной крышей, да ещё в такой близи друга от друга, – зная расположение своего номера, не трудно предположить, как и где проводит своё время твой сосед по номерному фонду, – в чём-то их сближает. И Миле Андаревне понятна такая, не просто заинтересованность Алекса, а его неравнодушие и внимание к проблемам своего, можно итак сказать пока есть такая неопределённость между людьми, как товарища по несчастьям, которые даже в пятизвёздочных отелях имеют своё место. Жёсткая своим одиночеством и холодом, к примеру, кровать. На которой не только заснуть сразу никак не получается – несмотря на усталость от перелёта, в голову всё лезут ужасающие мысли о своей заброшенности всеми, кого ты знал до сегодняшнего дня, а стоило тебе выбиться из привычной для тебя сферы жизненной коммуникации, как до тебя уже никому нет дела, и не важно, что здесь другая мобильная связь, – а ты всё пытаешься, пытаешься пристроиться к новым отношениям с этой непривычной для тебя действительностью, да ничего из этого не выходит.

      А тут ещё мысли в голову лезут не самого приятного качества, которые навевает эта пролежень под тобой в этой кровати. Ведь у тебя дома кровать уже в нужных местах тобой примята, а здесь, как минимум, и Мила Андаревна надеется очень, что всё новое, а как максимум, и лучше об этом даже не думать, то уже примято такой горой лишнего незнакомого для тебя веса чьего-то, берущего массой, а не качеством тела, которое ведёт себя чересчур уж естественно, самонадеянно и бывает чрезмерно самовольно, когда спит в кровати без присмотра, что Миле Андаревне прямо за себя становится противно, что она позволила себе не иметь при заселении в виду такие жуткие обстоятельства дел, когда ей приходится прикладывать свой изящный в зад в ту матрасную провалину, куда в своё прошлое время помещал свой зад прежний постоялец, великовозрастный и душный Демьян Абросиевич.

      А Мила Андаревна, не только знать не знает никакого там Демьяна и тем более Амбросиевича, как самый раздутый её воображением вариант вот такого временного её соседства с этим пришлым постояльцем этого номера – а она дура, и не поинтересовалась на административной стойке, кто до неё занимал этот номер, – а она совершенно не предполагает знать его. И ей скорей противно будет о нём что-либо ещё знать, когда она своим задом ощущает, какой бескомпромиссный Демьян ко всему чего он касается, в том числе и своим задом человек. И он не только надувает свои щёки, демонстрируя таким образом какой он обстоятельный человек, но и позволяет себе то, чем его наградила сверх меры природа, своей естественностью, которая так и выпирает из него, как впереди, так и сзади. А всякое излишество, отлично знает Мила Андаревна, ежедневно превозмогающая в себе желание