Ларчик для ведуньи. Яна Тарьянова

же проговорилась, что Ханна, хозяйка кафетериев, хотела бы еще одного ребенка, похожего не на бабушку, а на нее и Шольта. Но ребенок, несмотря на супружеские старания, не получался – почти у всех висиц бывали проблемы с зачатием.

      Илларион ел, слушал и отвечал.

      «Нет, я не испытываю неприязни к лисам. Я работал с лисами и людьми, никаких проблем».

      «Нет-нет, никакого раздражения, я вообще не мог понять, есть ли в вас волчья кровь. Выглядите как полярная лисица».

      «Брайко и на рысей шипит, не только на волков. Иногда ему требуется уединение, и он рычит на всех, кто попадается на глаза».

      «Да, это плетеный оберег. Заговоренный на благоволение Кароя. Нет, Брайко еще рано носить оберег, он маленький. О детях и кошках заботится Линша. Потом, когда рысь вырастает, можно получить оберег у шамана. Они разные – для котов и кошек. А можно жить без оберега, сейчас многие живут, не веруя в богов-близнецов. Я ездил к шаману-рыси в тайгу. И почти на все праздники носил дары к городским алтарям Кароя и Линши».

      К финалу трапезы Илларион почувствовал себя изрядно измочаленным. Не потому что Снежка была наполовину волчицей, а потому что нельзя быть такой настырной – расскажи ей, как выглядят древесные барсы, объясни, как они живут на заимках. По-разному живут. Как и рыси. Как и люди.

      Они ушли, унося запас готовой еды на сегодняшний вечер и день после смены. Брайко все-таки затащил Иллариона в магазин и заставил купить вишневую газировку. Дома выпил чашку, превратился и отправился осваивать двор – там тоже зазеленели кусты, полезли стрелки каких-то цветов на грядках.

      Илларион сделал себе чай, уселся на веранде, чтобы не выпускать сына из виду, и задумался. Расспросы Снежки всколыхнули таившуюся муть, подняли обиды, надежно спрятанные в тайниках души. Пора было признаться самому себе: в Хвойно-Морозненске он тосковал по Берте, лелеял надежду, что дарса сменит гнев на милость и снова впустит его на заимку. И его, и Брайко. Прощание с царапиной на лобовом стекле ничего не изменило. Илларион скучал по своей кошке. И побег только временно развеял тоску – сейчас снова навалилась.

      Другой кот постарался бы сойтись с кошкой-рысью, вытереть воспоминания. А Илларион бережно лелеял каждую крупицу. Как познакомились – машину отправили к заимке во время лесного пожара, чтобы пролить тлеющую подстилку вокруг изгороди. Как он замер, впервые увидев Берту, спускающуюся с дерева вниз головой. Это было так завораживающе, что Илларион потерял дар речи. Ни один рысь не умел спускаться с дерева вниз головой, всем приходилось слезать, нащупывая задними лапами ветки и выступы коры. А древесные барсы разворачивались и пробегали по стволу, завершая спуск коротким прыжком на землю.

      А какой у Берты замечательный хвост! Длинный! В три раза длиннее, чем у Иллариона. Пушистый, темнеющий к кончику, гибкий, усеянный пятнышками. А шуба? Какая прекрасная мраморная шуба! Не то, что рыжие и бурые шкуры знакомых рысей. Никакого сравнения.

      Илларион, околдованный