Ружемант 2. Евгений Лисицин

там впереди могло случиться?

      Инка уселась поудобней, закатила глаза. Рада была бы закрыть окно, но нас тогда добьет жара.

      – Я помню не так уж много, хозяин, мяу.

      Хвост не давал ей покоя, не позволял сидеть ровно. Несчастная мучилась в извечном поиске удобной позы.

      – Я не требую невозможного.

      – Ваши родители меня котенком приютили. Вы разве не помните сами?

      – Меня… оглушило в той последней стычке. Что-то помню, что-то нет. Врачи сказали, восстановлюсь через месяц, но у меня столько времени нет. А как понять, что в том сумбуре, который помню, правда или ложь, чтобы не опозориться на балу?

      Кошкодевочке прибавилось волнения. Отчаянно желала заглянуть мне за шиворот, словно там притаилась жуткая рана. Выдохнула, немного успокоившись, сложила руки замком на груди.

      – Ну, я помню вас, – она тотчас же довольно замурчала, – вы были добрым, хозяин!

      – Учил тебя читать?

      – И писать! – она обрадовалась, что эти воспоминания не сгинули.

      – Это замечательно, но вряд ли кто станет спрашивать о таких мелочах. Как наш род оказался… в таком бедственном положении?

      – После смерти вашего отца, хозяин. Вы…

      Она умолкла, спрятала взгляд. Та-ак, понятно, дело касается моего поведения в прошлом.

      – Говори. Лучше неприятная правда, чем сладкая ложь.

      Она поддалась моему напору.

      – Вы как будто с цепи сорвались. Ваша матушка хотела отказаться от моих услуг: стало непомерно дорого содержать, даже с ветеранской пенсией. А мне тогда совсем мало было, лет десять. И зверолюдей если на работу и брали, то только за еду. Не платили – запрещено было.

      – А я, значит, бесновался?

      Тот момент, когда стыдно за чужие дела…

      Инка кивнула, по ней было видно, что не хочет вспоминать те времена.

      – Стали драчливым, мяу. Забросили школу – говорили, что вас там колотят…

      – И колотили?

      – Случалось, хозяин. Вы же ружемант, это ни от кого не скрывалось. Вам ставили это в вину…

      Чую, будь подростком, вел бы себя точно так же. Остается только принять себя таким, какой есть.

      – Ты как на работе-то удержалась?

      – Никак… выгнали меня. Мяу, но я не обижаюсь! – словно поймав себя на неположенном прислуге тоне, поспешила исправиться она.

      – Продолжай.

      – Вы все равно подкармливали меня, хозяин. Заступались за меня перед другими. Но денег у вашего рода в самом деле осталось мало. Подворовывали. По мелочам, но в милицию попадали…

      Сразу же вспомнились причитания СанСаныча на эту тему. Надо будет с этими же вопросами заскочить к старику, всяко он побольше кошкодевочки знает.

      Пробка чуть рассосалась, выпустив нас на широкий дугообразный мост – никогда такого в Москве не было. Чтобы в тот же миг вновь сомкнуться новым столпотворением – хоть что-то неизменно в этом мире. Поймал себя на мысли, что лучше бы ехал на метро. В верхнем же городе есть метро?

      – А потом не стало и матери.

      – Да, – на лице