Любовь на службе царской. От Суворова до Колчака. О. С. Смыслов

Сайн-Витгенштейн. Другой раз при разъезде он попытался сесть в карету одной из фрейлин, но блюстительница двора Михаила Павловича Е. В. Апраксина… схватила императора за фалды, и он должен был уступить.

      Над великосветскими дамами Николай Павлович подшучивал иногда с плохо скрытой иронией…»

      «Обычно же император, напротив, всегда был изысканно вежлив, обращаясь к женщинам на “Вы” независимо от возраста, как, например, к тринадцатилетней М. П. Фредерикс. Да и разговаривал он с ними в основном по-французски. Авторитет женщин оберегался при Николае I даже в театральных постановках. Впрочем, так обстояло дело в обществе. На маневрах же, в поле, где дамам было не место, он мог и похулиганить. Вспоминая один из смотров 40-х годов, бывший кадет Л. Ушаков писал: “В конце лагеря государь делал смотр отряду и в середине смотра, дав “вольно”, слез с лошади (за ним во фронте были знамена) и отправил естественную надобность, повернувшись к веренице экипажей, наполненных блестящими дамами, которые тотчас же прикрылись зонтиками”».

      Не хулиганства ради император привез из-за границы коллекцию поясов верности…

      Более того, за государем подчас водились и маленькие анекдотические увлечения, которые он сам, бесцеремонно, называл «дурачествами» или «васильковыми дурачествами». Об одном из таких «васильковых дурачеств» рассказывал однажды Ф. И. Тютчев. Николай ежедневно прогуливался по Дворцовой набережной. И вот вставая на рассвете, он сначала занимался делами, кушал чай и около 8-ми часов утра уже принимал первые доклады. А ровно в 9 выходил из дворца и следовал по набережной, проходя во всю ее длину несколько раз. Во время одной из таких прогулок в своей обычной офицерской шинели Николай Павлович стал встречать девушку с нотной папкой, которая спешила на уроки музыки, чтобы содержать своего ослепшего отца – бывшего музыканта. Император начал раскланиваться при встрече. Завязалось знакомство, а вскоре она пригласила его к себе домой на Гороховую улицу. Николай Павлович согласился, решив, что девица не признала в нем императора. И вот он осторожно поднимается по достаточно грязным ступенькам, издали слышит звуки музыки и ощущает какой-то странный запах… Подходит к двери, где значится фамилия отца той самой девицы, дергает за железную ручку. Но выглянувшая кухарка не пустила его на порог, заявив, что «барышня» ждет самого императора: «Так вы по вашему офицерскому чину и уходите подобру-поздорову». И император удалился, сказав ей: «Ну, так скажи своей… королеве-барышне, что она дура!»

      Со слов Тютчева, император сам рассказывал об этой неудачной экскурсии своим приближенным и признавал ее самой глупой из всех своих «васильковых дурачеств».

      Автор книги «Николай I» Л. Выскочков считает, что поведение Николая Павловича вполне укладывалось в понятие «любовный быт Пушкинской эпохи». «Его “Донжуанский список” вряд ли превосходил список, составленный А. С. Пушкиным», – утверждает биограф царя.

      По поводу истории