Развеянные чары. Ло Гуаньчжун

за дверью волны и ветер,

                но об этом не ведают люди;

      Однако все знают, что рано иль поздно

                личинка бабочкой будет.

      Рождения место и смерти время,

                сроки всех изменений

      Расчислены строго всеведущим Небом,

                вписаны в книгу судеб.

      Цыюнь прочитал надпись на бирке и подумал:

      «Под личинкой наверняка подразумевается приемный сын, что в нашей монашеской семье соответствует ученику или послушнику. К тому же в бирке ясно сказано, что я могу принять его безо всяких для себя неприятностей».

      Цыюнь позвал даоса Лю Собачонку и сказал ему:

      – В деревне у кого-то родился ребенок, и его подкинули в наш огород. Мальчонка хороший; может, возьмешь его? Пострижем, станет монахом, да и тебе на старости лет опора будет.

      Собачонка Лю был родом из здешних мест, здесь же и состарился. Жена его умерла, детей у них не было, и, чтобы избежать одиночества, он стал монахом при этом храме. Он очень любил детей: бывало, увидит ребенка, так и бросится к нему, готовый приласкать. Собачонка Лю сходил в огород, взял младенца, бережно завернул его в куртку и унес с собой. Тем временем Цыюнь прикрыл ворота, снял с них замок и вернулся к себе в келью. Там он достал старую рубаху и дал ее даосу.

      – Старья и у меня хватает, – сказал тот. – Лучше бы дали немного шелку на рубашку. Да и кормить малыша нечем! Где мне взять молока?

      – А зачем ему молоко? – возразил Цыюнь. – Давай ему по утрам немного рисового отвара. Выживет – считай, тебе повезло, а помрет – значит, судьба! Ну а выкормишь – тебе же доброе дело зачтется.

      – Мальчик мне нравится, – сказал даос, – он веселый, все время смеется и почти не плачет. Удивительно!

      – Со спокойным ребенком и хлопот меньше, – подтвердил Цыюнь. – Да и растет он быстрее.

      Пока они так беседовали, в келью старого даоса набились монахи. Всех одолевало любопытство, откуда у Лю Собачонки малыш.

      – И сам не знаю, – отвечал даос. – Кто-то подбросил в огород.

      Среди монахов, как это обычно водится, были и добрые и злые.

      – Амитофо! – говорили добрые. – Спасение человеческой жизни зачтется нашему храму…

      – Какие же это родители станут подбрасывать своего ребенка? – посмеивались злые. – Видать, незамужняя бабенка согрешила да и подкинула, побоявшись, как бы люди не узнали… Лучше не оставлять его в храме, а то еще беду на себя накличем…

      – Грешно так говорить, – возражали добрые. – Да и откуда вы знаете, кто его родил? Конечно, любящие супруги своего ребенка не подкинут. А вот если он родился от молодой наложницы или служанки, то старая хозяйка из ревности спокойно могла подбросить.

      – Выкормить, конечно, можно, – упрямились злые. – Но хорошо ли это будет, если кто посторонний услышит во дворе храма детский плач?!

      – У этого младенца есть одно замечательное достоинство – он никогда не плачет, – сказал старый