Булатный перстень. Дарья Плещеева

кузнецов. И коли найдутся твои хлебцы – выкупить их! – решительно заключил Новиков.

      – На какие деньги? – уже загоревшись надеждой, спросил оружейный мастер.

      – Да много не возьмут. Деньгами поможем. А, брат Михайлов? – спросил Новиков. – Коли ты этого чудака с того света вытащил, теперь с ним и нянчись.

      – Вот! – Михайлов брякнул на стол перстенек, которому не судьба была стать обручальным.

      – Это что ж ты в карманах таскаешь? – удивился Новиков. – Алешка, ты не прелестницу ли завел? Гони ее в шею! Ахнуть не успеешь – под венцом окажешься!

      Михайлов невольно усмехнулся – вот ведь как все наизнанку вывернулось.

      – Новиков, сделай милость, сходи с Усовым к кузнецам, – попросил он. – Я-то в Кронштадт возвращаюсь. Список составьте, что пропало… бумагу вижу, где чернильница с пером? Вот. Усов, диктуй.

      – Персидский булатный лук унесли, одна тетива осталась! – воскликнул Усов.

      – А что, с виду можно понять, что эта железная палка – лук?

      Усов задумался.

      – Да нельзя, поди…

      – Выходит, и это сокровище понесли к кузнецам, чтоб хоть за пятак продать. А умный кузнец как раз больше пятака за него и не даст.

      – За персидский лук, который на восемьсот шагов бьет?!

      – Врешь! Не бывает таких луков! – возмутился Михайлов. – Ни один пистолет даже так не бьет!

      – Булатный – бьет! Теперь понимаешь, сударь, какая сила в булате? Вещицы булатные пропали – пишите, сударь… Лук. Кинжал бухарской работы, с накладными золотыми узорами! Саблю бухарскую с дивным звоном! Да что вы так глядите, судари мои, я из ума не выжил. Истинный булат долго звенит. Мы ее подвешивали, молоточком ударяли – четыре «отченаша» с небольшим звенела.

      – А тульского дела сабля?

      – И одного «отченаша» за глаза хватит.

      – Ишь ты…

      – А нашей работы, из наших хлебцев, – подсвечник, чернильница… Только и уцелело, что перстень.

      – Что? – хором спросили Михайлов и Новиков.

      – Перстень! Я хотел знать, как булат тонкую обработку примет. Мастера мне изготовили. Не бог весть что, да любопытно, глянь…

      Белая ночь перевалила через середину, небо заметно посветлело, и Михайлов, стоя у окна, смог хорошо рассмотреть довольно крупный перстенек с печаткой, вся прелесть которого была в качестве металла – в тусклом узоре причудливых тонких линий.

      – Что ж ты его не велел отполировать? – спросил моряк. – Сам знаешь, полированная сталь в большой моде, граненые шарики только что в кольца не вставляют.

      – Кто ж полирует булат?! Он и должен быть тускловат, чтобы узор был виден. Ты посмотри на черкесские сабли – никакого блеска, а режут – сказывали, иная пуховую подушку на лету разрезает как бритвой. А шелка клочок – это запросто.

      Михайлов непонятно для чего примерил перстень – он хорошо сел на безымянный палец левой руки.

      – Вот тут ему и место, – вдруг сказал Усов. – Ты меня, дурака, от смерти спас, владей, сделай милость!

      – Да