Булатный перстень. Дарья Плещеева

морского офицера – вещь, полезная в сражении, где мало места для замаха и удара, однако пилить им впотьмах веревки – унизительное для клинка испытание. Наконец пудовый булыжник повис на ниточке, и Михайлов тут же бросил его в воду вместе с оплеткой – от греха подальше.

      – Идем, – приказал он спасенному. – Мне тоже есть что залить вином. Однако ж не стреляюсь и в воду не бросаюсь.

      – Да у тебя, сударь, пустяк по сравнению с моей бедой.

      – У меня пустяк? – тут Михайлову пришло на ум, что беда у обоих одинаковая. – Бросила меня невеста – это ли не горе? А коли и твоя избранница умом повредилась, так мы – братья по несчастью.

      – Невеста! – с презрением воскликнул самоубийца. – Невеста – чушь, ерунда, мелочишка! Пук тряпок и фунт белил! Невест на каждом углу по дюжине! А у меня погибло то, чего более в мире нет!

      – Душу ты свою бессмертную, что ли, загубил?

      – Душу… А ты, сударь, кто таков?

      – Я капитан второго ранга Михайлов с фрегата «Мстиславец», а ты?

      – А я оружейный мастер, тульский. Звать – Ефимом Усовым.

      – Вот и славно. Идем, Усов, авось нам повезет и найдется питейное заведение.

      – Не надо. Мне вином не поможешь.

      – Да что у тебя стряслось?

      – Эх, – вздохнул Усов. – Впрочем, ты-то меня, Михайлов, как раз поймешь. Ты – моряк, и со всяким железным прикладом привык дело иметь. Ты цену металлу знаешь.

      Вместо кабака им попалась та маленькая лодочная пристань, где стоял михайловский ял с задремавшим экипажем. Издалека доносилась музыка – словно кто-то вздумал посреди Невы танцевать контрданс. К воде вели ступеньки; они уселись на них рядышком, и Усов приступил к своей печальной истории.

      – Ты наши дамасковые стволы видал? – начал Ефим. – Ружейные, пистолетные?

      – Тульские, что ли? Ну, видал. Славные стволы, легкие, прочные. Жаль, дорогие.

      – А отчего они узорные – знаешь?

      Михайлов страх как не любил признаваться в незнании.

      – Слыхивал.

      – Дамаск мы ковать научились. Да только что – дамаск? На стволы хорош, а на клинки – нет. На клинки нужен булат. С виду он таков же, да не таков! Булатные клинки издавна были на Руси, назывались тогда харалужными. Ты кавказские и персидские сабли видывал? А бухарские ножи?

      – А как же, – туманно отвечал Михайлов, избегая слова «да», ибо это было бы враньем.

      – У нас в Туле их собрано – не счесть. Подержать, полюбоваться – милое дело. Так ведь зло берет! Отчего они могут, а мы – нет?

      Михайлов насторожился – такая злость была ему знакома и мила.

      – И узор у нас вроде тот же, а металл не тот. В ствольном дамаске главное – ковка, а на те сабли и ножи шел дорогой булат. А булат сварить – этого у нас еще никому не удавалось. А нужен! Ты на хороссанский булат взгляни! Нет художника, чтобы такое диво изобразил. Есть булаты с золотым отливом, есть с красным. Вот хотел бы ты, чтобы по твоему кортику шел золотой узор, да не наведенный, а словно изнутри проступающий?

      – Для чего? – спросил Михайлов.

      – А