Шкура. Ольга Брюс

резко протер ладонью лицо.

      – Бр-р, не то подумал. Показалось. – Выпив наливку, сразу налил еще. – Извини.

      – Да ладно, что уж там. – Егор виновато поглядывал на брата, как шкодливый щенок. – Ну что, примешь меня на время? Сам знаешь, податься мне некуда…

      – А что так? Батька больше не желает на шее катать? – Панкрат чуть не рассмеялся, вспомнив юность, когда отец доказывал всем подряд, что его сын Егор слаб по натуре своей. Ни силы мужской не имеет, ни здоровья.

      Он родился через пять минут после Панкрата. Закричал не сразу. По отцовским рассказам Егорушка был синюшного цвета, откачивали его долго. Рос хилым, говорить начал позже старшего брата, плохо ел и мало спал. Но в твердой памяти Панкрата закрались другие воспоминания. Егор был ленив. Лодырь, каких свет не видывал. Чуть что, моментально показывал пальчиком на шустрого братишку и плакал:

      – Это он!

      Федос боялся за жизнь сына, верил ему непрекословно. Ругал Панкрата за то, что тот плохо за братом присматривает, обижает, не хочет брать с собой к друзьям. Пользовался отцовским доверием Егор, до тех пор, пока не повзрослел. С юности он уже умел пить, воровал у отца табак, и при этом, когда был пойман с поличным, с легкостью доказывал, что вредные привычки ему привил старший брат. Поначалу мать лупила Панкрата за подлость по отношению к Егору. Верила в любую ложь Егорушки. Отец уже посматривал на сына искоса из-за его нежелания работать, бить баклуши и часто выпивать. Но мать настаивала:

      – Трудно ему. Родился слабеньким, жизнь не складывается. Как бы в одиночестве не сгинул.

      После жуткой ссоры между братьями, мать приняла решение: пусть Егор живет в родительском доме. Пока у нее с отцом силы имеются, будут помогать сыну. Но Егор не оценил материнскую заботу. Пил, гулял, два раза женился, развелся и прикатил к Панкрату. Потому что отец выгнал его из дома. Шутка ли, мужику под сраку лет, а он, как барин, палец о палец не ударит, ест дармовые харчи, родительскими руками добытые.

      – Ну почему же, – втянув душный воздух ноздрями, Егор выпил. – Сам ушел.

      – А что так? – прищурился Панкрат.

      – Ну а что. Поумнел, решил судьбу свою по-человечески строить.

      – А что ж с отцом не строится?

      – Да-а… пьющий он, – выдал Егор, показав глазами на бутыль.

      Панкрат понял намек. Плеснул в стаканы и поднял свой.

      – Чокнемся.

      И в кухне прозвенел звон стекла. Оба выпили. Егор продолжил рассказывать о своих планах на будущее.

      – Понимаешь, жить под родительским крылом, это как – быть под постоянным надзором. Вот тебе понравилось бы, если мать ночью будет сидеть у окна и ждать твоего возвращения?

      Панкрат приподнял одну бровь.

      – Вот и я не выдержал. Сколько можно за мной следить? Я тут как-то с одной девахой закрутил, так мать мне на ухо и нашептала, мол, не пара она тебе, ищи ту, что поплечистей будет. Мол, у меня ж силов никаких, а баба в доме для мужской работы сгодится.

      – А отец?

      – А что отец? Старый стал. Того и гляди, на днях скопытится. Спивается, к чертовой матери.

      – М-да-а, –