Мятежная любовь. Яна Гущина

Похоже, что он здесь впервые. Вряд ли он бывал в чаще этого леса.

      Устав и проголодавшись, остановились. Сэм принял человеческий облик, и даже с помощью магии надел на меня зелёное платье с перламутровой вышивкой. Расстелил на траве плед и заставил его яствами. Ура, еда! Мои ноздри жадно задвигались. Плюхнувшись на плед, принялась за еду.

      Утолив первый голод, решила поболтать.

      – Зачем ты помог бежать мне? – наконец-то удосужилась поинтересоваться, делая большой глоток виноградного сока. Холодная игристая жидкость приятно расслабляла, и многие беды уже не казались мне столь страшными. – И куда ты меня везёшь?

      Сэм немного помолчал и, отставив кубок с соком, завалился на спину, заложив руки за голову.

      – И сам не знаю, – признался он.

      Я последовала его примеру и прилегла, устремив свой взор в бездонное голубое небо.

      – Чего не знаешь? Зачем помог бежать, или куда везёшь? – уточнила я.

      – И то и другое, – хмыкнул он, и я почувствовала на себе его взгляд, но сделала вид, что ничего не заметила. – Отныне мы оба – изгои общества. Ты – рабыня, а я – беглый кентавр. По законам нашего племени кентавр не имеет права обособленно владеть женщиной. Исключение – жена. Я сокрыл тебя от братьев и этим совершил тяжкое преступление.

      Я оторопела. Преступление? Вот даже как? Вчера думала, что по поводу преступления шутит.

      – И что, твои братья как-то должны наказать тебя за содеянное? – не поняла я, переворачиваясь на бок. Сэм повернул голову и наши глаза встретились.

      Он усмехнулся и снова уставил взгляд в небо, будто ему было больно смотреть мне в глаза.

      – Братья? Не думаю, что они хотели бы огласки. Они бы предпочли замять происшедшее и скрыть ото всех моё бегство. Но беда в том, что наше племя чувствует проблемы каждого. Поэтому моё бегство уже является всеобщим достоянием.

      – Говоря о племени, что ты имеешь ввиду? – снова не поняла я.

      – Мы – не единственные кентавры среди тёмных магов. В племя входят все семьи, или – табуны – как принято называть на собрании Верховного Совета. Отныне я вне закона.

      Я почувствовала, как забегали мои глаза, будто меня поймали на чём-то постыдном.

      – Если так всё серьёзно, зачем тебе нужно было помогать мне? – еле проговорила я, борясь с внезапным онемением губ.

      – Пожалел! Или ты хотела разделить удел своих подруг? – раздражённо ответил Сэм, понимая, что я знаю о причине, но для чего-то спрашиваю.

      – Прости, – выдохнула я.

      – Да что уж теперь? – его голос обрёл какую-то беззаботность, словно его поступок не казался ему столь тяжким, коим виделся в глазах закона. – Что сделано, то сделано. Я ни о чём не жалею. Какое-то время нам удастся укрываться от погони. А потом видно будет.

      У меня аж дыхание спёрло от услышанного.

      – То есть ты полагаешь, что в итоге нас найдут? – уточнила я, совсем не рассчитывая на то, чтобы вновь оказаться рабыней.

      – Скорее всего – да, если не успеем уйти далеко, – вздохнув, ответил Сэм. –